Рассуждая о культуре, применительно к сфере эстетических и художественных явлений, прежде всего надо прояснить смысл прилагательного-определения «эстетическое» (а потом и «художественное») в его отношении к культуре.

Что означает именно эстетическая обработка, эстетическое оформление, одухотворение, облагораживание людьми окружающей среды и самих себя?

Смысл понятия «эстетическое» очень по-разному трактуется теоретиками. Не будем вдаваться в тонкости их споров. При всех исследовательских разногласиях очевидно, что сфера эстетических явлений – это сфера прежде всего красоты и искусства, в той мере, в которой оно связано с красотой. Поле «эстетического» в жизни – это область таких взаимодействий человека с миром, при которых возникает или создается своеобразное чувственное переживание красоты или безобразия тех или иных явлений действительности.

В природе подобных чувственных переживаний нет. Они появляются именно в ходе развития культуры. Для того, чтобы они появились, чувства людей должны были «обработаться», преобразоваться, чтобы стать, по выражению К. Маркса, чувствами-«теоретиками». чтобы, не теряя своей физиологической и психологической основы, чувства смогли выйти-таки в область духа, и при этом остаться чувствами. Человек постепенно стал, и остается, способным испытывать чувственное наслаждение от того, что называется красотой и чувственное отвращение к безобразию, уродству.

Это может быть простое удовольствие, скажем от вида и запаха цветка, или – отвращение, вызванное кучей грязи. Это может быть сложное чувственное переживание трагедии в жизни или в искусстве, трагедии как «гибнущего прекрасного». Это может быть эмоциональное неприятие безобразного, проявляющего свою нелепость в комичности ситуации, если уродство относительно безопасно. И тогда оно вызывает смех. А если нелепость угрожающа, – смех может стать злым – сатирой.

Эстетическое взаимодействие человека с миром, таким образом, это исходно ценностное взаимодействие. И так же, как для сферы нравственности центральной ценностью является добро (в его противопоставленности злу), так для сферы «эстетического» – красота, или «прекрасное». Уродливость, безобразие – не ценности, ибо ценность являет в себе лишь положительную значимость. Но именно в отношении к безобразному (к разным его модификациям) обнаруживают себя им противоположные проявления прекрасного. Грациозность – грань красоты, а неуклюжесть – уродства. Так же и с изяществом и грубостью. А если, к примеру, неуклюжесть мила, то она стала специфической гранью красоты как ценности.

Культура в сфере эстетических явлений и базируется на возможности у человека особых чувственных переживаний: наслаждения красотой и отвращения к безобразию. Эстетическая культура, в общем – это обработка, оформление, облагораживание, одухотворение человеком среды и самого себя, направленные в сторону чувственного утверждения красоты и отрицания (неприятия) уродства. Человек эстетически культурный способен и настроен чувственно воспринимать, переживать и порождать (создавать) красоту: в созерцании, действиях, отношениях, в частности в художественном творчестве. И главное условие наличия и реализации эстетической культуры – так называемый эстетический вкус, т.е. способность человека к различению прекрасного и безобразного, красоты и уродства. Имеется в виду именно чувственное различение того и другого, которое может быть грубым и более тонким (утонченный вкус). Эстетический вкус – не просто показатель и критерий эстетической культуры. Он способствует ориентации человека в царстве эстетических ценностей, центральная из которых – красота.

Однако о том, что такое красота, или «прекрасное», мыслители спорят издревле и до сих пор. Причем, с одной стороны, постоянно подчеркивают неоспоримую существенность красоты, как одной из высших, абсолютных ценностей жизни и культуры. С другой стороны, столь же постоянно твердят об относительности красоты, изменчивости ее критериев, субъективности оценок. Как говорится в одной народной пословице: «для одних красота в волосах, для других в лысине». И в то же время, за красоту умирают и убивают, к ней стремятся, надеются, что именно она поможет спасти мир.

Вроде бы всем известно, что такое красота. Но никому пока не удается удачно определить ее, выявить ее основания, объяснить, почему то или иное явление красиво, а другое – некрасиво. Некоторые эстетики основания для объяснения красоты пытались обнаружить в природе, взятой безотносительно к человеку. Они доказывали, что объективно, сами по себе, красивы кристаллы, кораллы, бабочки, леса и озера. Красивы же они якобы потому, что в них явлена особая природная гармония, выраженная в упорядоченности составных частей, симметричности, пропорциональности и т. д. Однако никакая природно-объективная упорядоченность (симметрия, пропорциональность, соразмерность и т. д.), никакие объективные цветовые или звуковые соотношения сами по себе не выступают в качестве красоты. Ибо, во-первых, симметричное, пропорциональное, соразмерное – вовсе не обязательно красиво. А во-вторых, о красоте вообще не может быть и речи, если нет того, кто способен ее воспринять и оценить. Природа без человека не знает ни прекрасного, ни безобразного.

Но красота – это и не чисто субъективная оценка, не только внутреннее чувственное переживание. Воспринимается и переживается нечто, а не ничто. То, что мы называем красотой, порождается и появляется только во взаимодействии человека с миром, с его явлениями, ставшими носителями эстетической ценности. Красота – это не только оценка, это именно ценность, то есть – ценностное отношение, – особое, эстетическое отношение. Как любая духовная ценность, красота порождается в обществе, это ценность культуры. И как любая духовная ценность, реализуется она в жизни конкретных людей, в конкретных ситуациях.

Взятая в этом плане, красота в сущности есть отношение между человеком и каким-либо конкретным явлением. Именно между , ибо субъективное «отношение к» (отношение человека к явлению, его эмоционально-чувственная оценка) входит в целостное ценностное отношение, в то, что называется красотой как ценностью. Как и всякая ценность, красота может воплощаться по-разному. Носители красоты могут быть различными. Это может быть и математическая формула, и храм, и кристалл, и коралл, и цветок, и лицо или тело человека. Но красота не принадлежит носителям, хотя и опредмечивается в них. Чтобы красота как ценность реализовывалась, «проявилась», кроме ее носителя, необходим в каждом случае и человек, способный «распредметить», чувственно «прочесть», пережить ее. Носитель – это всегда только вещественный знак того, что может выступать как красота, если есть кто-то, для кого знак этот своеобразно значим, у кого при взаимодействии с носителем может возникнуть чувственное переживание красоты (или, как вторичное, – хотя бы осознание ее присутствия). Переживает красоту, наслаждается ею человек, но переживание, наслаждение возникает лишь во взаимодействии с носителем, значимым для него.

Говорить о красоте математической формулы совершенно бессмысленно, если нет людей, знающих математику, и способных испытать чувственное наслаждение от того, что в данном случае выступает как красота. Но, с другой стороны, красота формулы есть только тогда, когда есть сама формула (и ведь не любая красива!). И человеческое лицо, которое воспринимается как красивое (этим человеком, этой эпохи, этой культуры, в этом слое общества) – обладает какими-то особенностями, а не просто правильностью черт. Но что же это за особенности? Что такое красота?

Красота – едва ли не самая трудноопределимая ценность. В общем, красоту видимо можно представить как отношение человека и мира (какого-то явления), выражающее момент предельной очеловеченности, одухотворенности конкретной чувственности человека. Такое отношение возникает тогда, когда явление в высшей степени значимо, но значимо не утилитарно, не в плане его использования. В таком случае говорят о «заинтересованной незаинтересованности» (И. Кант), о бескорыстности чувств. Явление оказывается духовно-значимым и, в то же время, чувственно-привлекательным.

Когда мы, например, любуемся фруктами в саду или натюрмортом, на котором фрукты изображены, – удовольствие от вида фруктов может быть совсем не связанным с их вкусом, с желанием съесть их (получив утилитарное наслаждение). И тем не менее, мы (не все и не всегда) стремимся получать наслаждение от созерцания явлений как красивых, нас вроде бы волнует лишь духовно-значимая форма этих явлений, которую мы чувственно оцениваем. Это и так, и не совсем так.

Дело в том, что переживается в данном случае не собственно форма, а органичность воплощения в этой чувственной форме – содержательной духовности самого человека, его так сказать «чувственной человечности». Немецкий философ Гегель считал, что, например, для искусства: «Чувственная внешность в прекрасном, форма непосредственности как таковой, есть в то же время определенность содержания...». Выражаясь языком Гегеля, можно сказать о форме (применительно к красоте, что это форма природы, выражающая собой дух, характерная, полная смысла форма. Видимо само наслаждение, переживание красоты как ценности возникает тогда (и потому), когда человек ощущает себя целостным, способным возвысить свои чувства до предельной (не беспредельной!) духовной высоты. Особая значимость формы в эстетическом отношении (о которой пишут многие исследователи) как раз и состоит в том, что это конкретно-чувственная форма, предельно органично выражающая человеческое содержание, подлинно человеческий смысл явления, его целостную ценность. В этом плане очеловечивание мира есть его оформление. И для художника, и для того, кто наслаждается искусством, красотой, – форма «бесконечно дорога потому, что она – носительница души, которая тебе одному откроется и расскажет тебе твою». Форма становится конкретно-чувственным выражением духовной ценности явления, ставшего носителем красоты (как отношения между ним и человеком, эмоционально оценивающим его).

Возможность возникновения именно такого отношения определяется особенностями и человека и явления, с которым он взаимодействует. Явление должно иметь (или обретать) какие-то особые свойства, качества, чтобы оно смогло стать предметом эстетического отношения, носителем красоты. В разные эпохи, в разных сообществах – это разные свойства. Человек, взаимодействующий с этим явлением, – должен быть эстетически развит, чтобы быть в состоянии чувственно оценить эти свойства, пережить их как красоту, испытать наслаждение от нее.

Не только, скажем, свежая роза может порождать чувственное выражение человечности человека – эстетическое отношение, наслаждение красотой. Изящество змеи может вызвать то же самое, хотя змея в других случаях выглядит гадкой, вызывает отвращение.

Но вот куча (pardon!) «дерьма» не вызывает эстетического наслаждения ни у кого. Впрочем, самая чудесная роза вызовет эстетический восторг, только если человек не «слеп» (физически или духовно), и если он настроен на чувственное взаимодействие с цветком.

Вряд ли такое «объяснение» красоты как ценности является исчерпывающим. Вряд ли вообще возможно исчерпывающе объяснить и тем более определить красоту. Ибо в ней всегда был, есть и будет момент тайны, что-то необъяснимое в обычной логике понятий. Что-то, что требует не столько рационального понимания, сколько чувствования. Что-то, что лучше выразимо посредством языков искусств, а не науки.

Эстетический вкус человека может быть в известной мере специально развит, воспитан, обогащен. Но в основании его все-таки остается нечто иррациональное, как и вообще в культуре, нечто, как говорится «от Бога» данное. Из этого, правда, не следует, что о красоте, вкусе, и о других эстетических ценностях нельзя размышлять, хотя все рассуждения об этом отнюдь не бесспорны.

Красота может-таки быть воспринята, пережита и понята преимущественно как прежде всего полезность, разумность, целесообразность. Попытки именно так во всяком случае понять красоту, не как целостную ценность, а в первую очередь через значимость, – очень характерны. Они выражают утилитарно-разумное отношение к прекрасному и вообще к эстетическим ценностям. Английский философ Нового времени Г. Гоббс считал, что красота – это совокупность свойств какого-нибудь предмета, которые дают нам основание ожидать от него блага. Другие исследователи неоднократно отмечали, что эстетически значимым, в самых разных обществах, оказывается то, что когда-то было полезным (хотя это далеко не всегда так). Вообще красивым в таком случае считается то, что полезно, целесообразно, функционально, удобно. Понимание красоты в качестве целесообразности часто свойственно конструкторам, архитекторам, дизайнерам. Некоторые конструкторы самолетов высказывали убеждение в том, что красивый самолет – тот, который хорошо летает. Для самолетостроения или для промышленного дизайна, возможно, это и так. Совпадение эстетической ценности и функциональности здесь существенно. Но в целом красота несводима к целесообразности, хотя соразмерность, симметричность, пропорциональность и т. д. имеют отношение к переживанию красоты в определенные исторические периоды, когда особенно ценимы (и на чувственном уровне) именно упорядоченность, гармоничность бытия и его фрагментов.

Однако в самых разных культурах существуют представления о красоте, не укладывающиеся в понимание ее как полезности, целесообразности. Эти представления обычно выражаются в неких нормах, канонах , сложившихся стилях, устойчивых групповых вкусах. В одном из африканских племен считалось очень красивым для людей иметь редкие передние зубы. В другом – девушкам удаляли два передних зуба. И только девушки без них могли считаться красивыми. А в третьем (в Мозамбике) вождь, лишившийся переднего зуба считался таким уродом, что больше не мог быть вождем. Если во всем этом и была какая-то целесообразность, то неизвестно, когда и какая. Да и сейчас мы считаем красивым вовсе не то, что целесообразно, разумно, полезно, а чаще всего то, что стало привычным в связи с жизнью в определенной среде. На уровне нормы красиво прежде всего то, что считается таковым в обществе в соответствии с господствующими вкусами, канонами и общественными идеалами.

В своей самоценности и самостоятельности красота проявляется только в качестве индивидуализированного идеала. При этом прекрасно то, что явлено как красота в индивидуальном переживании, независимо ни от полезности явления, ни от норм и канонов. Другое дело, что существующая норма, стиль могут быть внутренне приняты, не противоречить индивидуальному вкусу.

Красота, как реализуемый идеал – неутилитарна, она самоценна, и стремление к ней чувственно, личностно. Но личностное, индивидуальное не означает того, чего ни у кого нет. Личностное переживание красоты является особым выражением ее общезначимости, ее человеческой ценности. Значимость в этом смысле, норма и идеал вместе образуют красоту как высшую ценность, в том случае, если норма оказывается индивидуализованной и внутренне принятой, а значимость ощущается как общечеловеческая, действительно высшая целесообразность, а не рассудочная разумность, не примитивная полезность.

Таким образом, красота как ценность культуры является отношением, в котором чувственно выражена человечность человека в его взаимодействии с миром. Ф. Шиллер считал, что «красоту нужно понять как необходимое условие существа человечества».

В поле эстетической культуры красота – это чувственно выраженное и воспринятое совершенство конкретного объекта, доставляющее человеку удовольствие, наслаждение от его созерцания (в широком смысле видения, слышания) Совершенство, порождаемое в духовном взаимодействии человека и объекта как носителя свойств, выступающих в данной культуре знаками совершенства.

Некоторые эстетики предпочитают говорить не о красоте, а о прекрасном. Но прекрасное и есть красота в превосходной степени.

Эстетическая культура состоит в способности, во-первых, к различению красоты и безобразия (эстетический вкус), способности к переживанию красоты как ценности. И это – выражение обработанности, оформленности, облагороженности, одухотворенности чувственной природы человека.

Во-вторых, эстетическая культура предполагает способность и умение человека преобразовывать мир, обрабатывая его, оформляя, облагораживая, одухотворяя, – через порождение в нем красоты и преодоление безобразия. Вот это, последнее, как бы сконцентрировано и развернуто в художественном освоении человеком мира, в художественной деятельности, в искусстве.

Человек самим своим существованием выделен из животного мира. Это вынуждает человека дифференцированно относиться к фактам своего бытия. Человек едва ли не постоянно находится в состоянии напряженности, которое он пытается разрешить ответом на знаменитый вопрос Сократа «Что есть благо?» Человека интересует не просто истина, которая представляла бы объект таким, каким он является сам по себе, а значение объекта для человека, для удовлетворения его потребностей.

Индивид дифференцирует факты своей жизни по их значимости, дает им оценку, реализует ценностное отношение к миру. Таким образом, общепризнанным фактом является различная оценка людьми, казалось бы, одних и тех же ситуаций.

Ценность – это то, что чувства людей диктуют поставить над всем и заставить стремиться к этому. Ценностным является для человека все, что имеет для него определенную значимость, личностный или общественный смысл. Количественной характеристикой этого смысла является оценка.

Бесспорно, признание таких вечных ценностей, как истина, красота и добро (и каждая ценность по отдельности), является отличительным признаком гуманного в человеке. Известные разногласия дают себя знать, когда рассматривается связь ценностей друг с другом. Часть мыслителей серьезно сближает ценности. «Прекрасное – это законченное выражение Добра. Добро же – законченное выражение Прекрасного», – считал Р. Тагор. По Сократу, знание, истина есть добро. Категоричен и Г. Флобер: «Все, что прекрасно, – нравственно». Другие авторы настроены менее оптимистично: «Понятие красоты не только не совпадает с добром, но, скорее, противоположно ему, так как добро большей частью совпадает с победой над пристрастиями, красота же есть основание всех наших пристрастий» (Л. Н. Толстой). Выясняется, что полное сведение одной ценности к другой несостоятельно. Б. Паскаль замечает, что «у сердца есть свой разум, который нашему разуму неизвестен». Иногда нельзя свести одну ценность к другой, но есть возможность представить их взаимосвязь.

Не счесть утверждений, в которых в той или иной форме подчеркивается взаимодополнительность истины, красоты и добра, а так же равных им: ума, сердца и воли. В. Гюго писал: «Великая любовь неразлучна с глубоким умом, широта ума равняется глубине сердца; оттого крайних вершин гуманности достигают великие сердца, они же умы. Высота чувств – в прямом соотношении с глубиной мысли. Сердце и ум – две конечности баланса». Философ видит в этом рассуждении концепцию прямой пропорциональности (В. Гюго говорит о прямом соотношении) истины и красоты.

Истина, красота и добро, дополняя друг друга, образуют нечто вроде положительного единства (В. С. Соловьев). Истина не есть красота, а красота не сводится к добру, но тем не менее каждая из трех ценностей в определенном смысле указывает на другую. И. Кант однажды определил прекрасное как символ морального добра. Категория символа здесь, на наш взгляд, появилась далеко не случайно. Рассматриваемые три ценности связаны друг с другом отнюдь не простой, а весьма сложной символической связью. В них выражена вся полнота жизни человека. При всем желании человек никак не может ограничить свое бытие одной из трех сфер: познания, чувства, поступка. В силу этого человек объединяет истину, красоту и добро. Тому, кто утверждает, что истина превыше всего, тут же укажут на достоинства красоты и добра. Кто считает красоту вершиной человека, упускает из виду истину и добро. А настаивающий на приоритете добра не до конца оценил достоинства истины и красоты. Человек достигает полноты жизни в единстве всех ценностей, добиваясь их гармонии, взаимоусиления, резонанса. Разумеется,

истина (правда), красота (прекрасное) и добро – это идеалы, рядом с которыми постоянно находятся их антиподы: заблуждение (и ложь), безобразное и зло. К какому полюсу будет стремиться человек – это, естественно, дело его философского выбора, его свободы, его ответственности перед собой лично и перед другими.

Рассуждая о культуре, применительно к сфере эстетических и художественных явлений, прежде всего надо прояснить смысл прилагательного определения “эстетическое” (а потом и “художественное”) в его отношении к культуре.

Что означает именно эстетическая обработка, эстетическое оформление, одухотворение, облагораживание людьми окружающей среды и самих себя? Смысл понятия “эстетическое” очень по-разному трактуется теоретиками. Не будем вдаваться в тонкости их споров. При всех исследовательских разногласиях очевидно, что сфера эстетических явлений – это сфера прежде всего красоты и искусства, в той мере, в которой оно связано с красотой. Поле “эстетического” в жизни – это область таких взаимодействий человека с миром, при которых возникает или создается своеобразное чувственное переживание красоты или безобразия тех или иных явлений действительности.

В природе подобных чувственных переживаний нет. Они появляются именно в ходе развития культуры. Для того, чтобы они появились, чувства людей должны были “обработаться”, преобразоваться, чтобы стать, по выражению К. Маркса, чувствами“теоретиками”. чтобы, не теряя своей физиологической и психологической основы, чувства смогли выйти-таки в область духа, и при этом остаться чувствами. Человек постепенно стал, и остается, способным испытывать чувственное наслаждение от того, что называется красотой и чувственное отвращение к безобразию, уродству.

Это может быть простое удовольствие, скажем от вида и запаха цветка, или – отвращение, вызванное кучей грязи. Это может быть сложное чувственное переживание трагедии в жизни или в искусстве, трагедии как “гибнущего прекрасного”. Это может быть эмоциональное неприятие безобразного, проявляющего свою нелепость в комичности ситуации, если уродство относительно безопасно. И тогда оно вызывает смех. А если нелепость угрожающа, – смех может стать злым – сатирой.

Эстетическое взаимодействие человека с миром, таким образом, это исходно ценностное взаимодействие. И так же, как для сферы нравственности центральной ценностью является добро (в его противопоставленности злу), так для сферы “эстетического” – красота, или “прекрасное”. Уродливость, безобразие – не ценности, ибо ценность являет в себе лишь положительную значимость. Но именно в отношении к безобразному (к разным его модификациям) обнаруживают себя им противоположные проявления прекрасного.

Грациозность – грань красоты, а неуклюжесть – уродства. Так же и с изяществом и грубостью. А если, к примеру, неуклюжесть мила, то она стала специфической гранью красоты как ценности.

Культура в сфере эстетических явлений и базируется на возможности у человека особых чувственных переживаний: наслаждения красотой и отвращения к безобразию. Эстетическая культура в общем – это обработка, оформление, облагораживание, одухотворение человеком среды и самого себя, направленные в сторону чувственного утверждения красоты и отрицания (неприятия) уродства. Человек эстетически культурный способен и настроен чувственно воспринимать, переживать и порождать (создавать) красоту: в созерцании, действиях, отношениях, в частности в художественном творчестве. И главное условие наличия и реализации эстетической культуры – так называемый эстетический вкус, т.е. способность человека к различению прекрасного и безобразного, красоты и уродства. Имеется ввиду именно чувственное различение того и другого, которое может быть грубым и более тонким (утонченный вкус). Эстетический вкус – не просто показатель и критерий эстетической культуры. Он способствует ориентации человека в царстве эстетических ценностей, центральная из которых – красота.

Красота как центральная эстетическая ценность

Однако о том, что такое красота, или “прекрасное”, мыслители спорят издревле и до сих пор. Причем, с одной стороны, постоянно подчеркивают неоспоримую существенность красоты, как одной из высших, абсолютных ценностей жизни и культуры. С другой стороны, столь же постоянно твердят об относительности красоты, изменчивости ее критериев, субъективности оценок. Как говорится в одной народной пословице: “для одних красота в волосах, для других в лысине”. И в то же время, за красоту умирают и убивают, к ней стремятся, надеются, что именно она поможет спасти мир.

Вроде бы всем известно, что такое красота. Но никому пока не удается удачно определить ее, выявить ее основания, объяснить, почему то или иное явление красиво, а другое – некрасиво.

Некоторые эстетики основания для объяснения красоты пытались обнаружить в природе, взятой безотносительно к человеку. Они доказывали, что объективно, сами по себе, красивы кристаллы, кораллы, бабочки, леса и озера. Красивы же они якобы потому, что в них явлена особая природная гармония, выраженная в упорядоченности составных частей, симметричности, пропорциональности и т. д. Однако никакая природно-объективная упорядоченность (симметрия, пропорциональность, соразмерность и т. д.), никакие объективные цветовые или звуковые соотношения сами по себе не выступают в качестве красоты. Ибо, во-первых, симметричное, пропорциональное, соразмерное – вовсе не обязательно красиво. А во-вторых, о красоте вообще не может быть и речи, если нет того, кто способен ее воспринять и оценить.

Природа без человека не знает ни прекрасного, ни безобразного.

Но красота – это и не чисто субъективная оценка, не только внутреннее чувственное переживание. Воспринимается и переживается нечто, а не ничто. То, что мы называем красотой, порождается и появляется только во взаимодействии человека с миром, с его явлениями, ставшими носителями эстетической ценности. Красота – это не только оценка, это именно ценность, то есть – ценностное отношение, – особое, эстетическое отношение.

Как любая духовная ценность, красота порождается в обществе, это ценность культуры. И как любая духовная ценность, реализуется она в жизни конкретных людей, в конкретных ситуациях.

Взятая в этом плане, красота в сущности есть отношение между человеком и каким-либо конкретным явлением. Именно между, ибо субъективное “отношение к” (отношение человека к явлению, его эмоционально-чувственная оценка) входит в целостное ценностное отношение, в то, что называется красотой как ценностью. Как и всякая ценность, красота может воплощаться поразному. Носители красоты могут быть различными. Это может быть и математическая формула, и храм, и кристалл, и коралл, и цветок, и лицо или тело человека. Но красота не принадлежит носителям, хотя и опредмечивается в них. Чтобы красота как ценность реализовывалась, “проявилась”, кроме ее носителя, необходим в каждом случае и человек, способный “распредметить”, чувственно “прочесть”, пережить ее. Носитель – это всегда только вещественный знак того, что может выступать как красота, если есть кто-то, для кого знак этот своеобразно значим, у кого при взаимодействии с носителем может возникнуть чувственное переживание красоты (или, как вторичное, – хотя бы осознание ее присутствия). Переживает красоту, наслаждается ею человек, но переживание, наслаждение возникает лишь во взаимодействии с носителем, значимым для него.

Говорить о красоте математической формулы совершенно бессмысленно, если нет людей, знающих математику, и способных испытать чувственное наслаждение от того, что в данном случае выступает как красота. Но, с другой стороны, красота формулы есть только тогда, когда есть сама формула (и ведь не любая красива!). И человеческое лицо, которое воспринимается как красивое (этим человеком, этой эпохи, этой культуры, в этом слое общества) – обладает какими-то особенностями, а не просто правильностью черт. Но что же это за особенности? Что такое красота? Красота – едва ли не самая трудноопределимая ценность. В общем, красоту видимо можно представить как отношение человека и мира (какого-то явления), выражающее момент предельной очеловеченности, одухотворенности конкретной чувственности человека. Такое отношение возникает тогда, когда явление в высшей степени значимо, но значимо не утилитарно, не в плане его использования. В таком случае говорят о “заинтересованной незаинтересованности” (И. Кант), о бескорыстности чувств. Явление оказывается духовно-значимым и, в то же время, чувственнопривлекательным.

Когда мы, например, любуемся фруктами в саду или натюрмортом, на котором фрукты изображены, – удовольствие от вида фруктов может быть совсем не связанным с их вкусом, с желанием съесть их (получив утилитарное наслаждение). И тем не менее, мы (не все и не всегда) стремимся получать наслаждение от созерцания явлений как красивых, нас вроде бы волнует лишь духовно-значимая форма этих явлений, которую мы чувственно оцениваем. Это и так, и не совсем так.

Дело в том, что переживается в данном случае не собственно форма, а органичность воплощения в этой чувственной форме – содержательной духовности самого человека, его так сказать “чувственной человечности”. Немецкий философ Гегель считал, что, например, для искусства: “Чувственная внешность в прекрасном, форма непосредственности как таковой, есть в то же время определенность содержания...” . Выражаясь языком Гегеля, можно сказать о форме (применительно к красоте), что это форма природы, выражающая собой дух, характерная, полная смысла форма . Видимо само наслаждение, переживание красоты как ценности возникает тогда (и потому), когда человек ощущает себя целостным, способным возвысить свои чувства до предельной (не беспредельной!) духовной высоты. Особая значимость формы в эстетическом отношении (о которой пишут многие исследователи) как раз и состоит в том, что это конкретно-чувственная форма, предельно органично выражающая человеческое содержание, подлинно человеческий смысл явления, его целостную ценность. В этом плане очеловечивание мира есть его оформление. И для художника, и для того, кто наслаждается искусством, красотой, – форма “бесконечно дорога потому, что она – носительница души, которая тебе одному откроется и расскажет тебе твою” . Форма становится конкретно-чувственным выражением духовной ценности явления, ставшего носителем красоты (как отношения между ним и человеком, эмоционально оценивающим его).

Возможность возникновения именно такого отношения определяется особенностями и человека и явления, с которым он взаимодействует. Явление должно иметь (или обретать) какие-то особые свойства, качества, чтобы оно смогло стать предметом эстетического отношения, носителем красоты. В разные эпохи, в разных сообществах – это разные свойства. Человек, взаимодействующий с этим явлением, – должен быть эстетически развит, чтобы быть в состоянии чувственно оценить эти свойства, пережить их как красоту, испытать наслаждение от нее.

Не только, скажем, свежая роза может порождать чувственное выраже-ние человечности человека – эстетическое отношение, наслаждение красотой. Изящество змеи может вызвать то же самое, хотя змея в других случаях выглядит гадкой, вызывает отвращение.

Но вот куча (pardon!) “дерьма” не вызывает эстетического наслаждения ни у кого. Впрочем, самая чудесная роза вызовет эстетический восторг, только если человек не “слеп” (физически или духовно), и если он настроен на чувственное взаимодействие с цветком.

Вряд ли такое “объяснение” красоты как ценности является исчерпывающим. Вряд ли вообще возможно исчерпывающе объяснить и тем более определить красоту. Ибо в ней всегда был, есть и будет момент тайны, что-то необъяснимое в обычной логике понятий. Что-то, что требует не столько рационального понимания, сколько чувствования. Что-то, что лучше выразимо посредством языков искусств, а не науки.

Эстетический вкус человека может быть в известной мере специально развит, воспитан, обогащен. Но в основании его все-таки остается нечто иррациональное, как и вообще в культуре, нечто, как говорится “от Бога” данное. Из этого, правда, не следует, что о красоте, вкусе, и о других эстетических ценностях нельзя размышлять, хотя все рассуждения об этом отнюдь не бесспорны.

Если взять за основу структуру ценности в варианте Г. П.

Выжлецова , то красота (как ценность) может выступать в качестве или значимости, или нормы, или идеала. Сам Г. П.

Выжлецов считает, что эстетическая ценность воплощает в себе единство “значимого и желаемого (должного), сущего и идеала” .

Видимо так оно и есть. Но в конкретных случаях, у конкретных индивидов или социальных групп может доминировать что-то одно.

Красота может-таки быть воспринята, пережита и понята преимущественно как значимость (полезность, разумность).

Попытки именно так во всяком случае понять красоту, не как целостную ценность, а в первую очередь через значимость, – очень характерны. Они выражают утилитарно-разумное отношение к прекрасному и вообще к эстетическим ценностям. Английский философ Нового времени Г. Гоббс считал, что красота – это совокупность свойств какого-нибудь предмета, которые дают нам основание ожидать от него блага. Другие исследователи неоднократно отмечали, что эстетически значимым, в самых разных обществах, оказывается то, что когда-то было полезным (хотя это далеко не всегда так). Вообще красивым в таком случае считается то, что полезно, целесообразно, функционально, удобно. Понимание красоты в качестве целесообразности часто свойственно конструкторам, архитекторам, дизайнерам. Некоторые конструкторы самолетов высказывали убеждение в том, что красивый самолет – тот, который хорошо летает. Для самолетостроения или для промышленного дизайна, возможно, это и так. Совпадение эстетической ценности и функциональности здесь существенно. Но в целом красота несводима к целесообразности, хотя соразмерность, симметричность, пропорциональность и т. д. имеют отношение к переживанию красоты в определенные исторические периоды, когда особенно ценимы (и на чувственном уровне) именно упорядоченность, гармоничность бытия и его фрагментов.

Однако в самых разных культурах существуют представления о красоте, не укладывающиеся в понимание ее как значимости. Эти представления обычно выражаются в неких нормах, канонах, сложившихся стилях, устойчивых групповых вкусах. В одном из африканских племен считалось очень красивым для людей иметь редкие передние зубы. В другом – девушкам удаляли два передних зуба. И только девушки без них могли считаться красивыми. А в третьем (в Мозамбике) вождь, лишившийся переднего зуба считался таким уродом, что больше не мог быть вождем. Если во всем этом и была какая-то целесообразность, то неизвестно, когда и какая. Да и сейчас мы считаем красивым вовсе не то, что целесообразно, разумно, полезно, а чаще всего то, что стало привычным в связи с жизнью в определенной среде. На уровне нормы красиво прежде всего то, что считается таковым в обществе в соответствии с господствующими вкусами, канонами и общественными идеалами.

В своей самоценности и самостоятельности красота проявляется только в качестве индивидуализованного идеала. При этом прекрасно то, что явлено как красота в индивидуальном переживании, независимо ни от полезности явления, ни от норм и канонов. Другое дело, что существующая норма, стиль могут быть внутренне приняты, не противоречить индивидуальному вкусу.

Красота, как реализуемый идеал – неутилитарна, она самоценна, и стремление к ней чувственно, личностно. Но личностное, индивидуальное не означает того, чего ни у кого нет.

Личностное переживание красоты является особым выражением ее общезначимости, ее человеческой ценности. Значимость в этом смысле, норма и идеал вместе образуют красоту как высшую ценность, в том случае, если норма оказывается индивидуализованной и внутренне принятой, а значимость ощущается как общечеловеческая, действительно высшая целесообразность, а не рассудочная разумность, не примитивная полезность.

Таким образом, красота как ценность культуры является отношением, в котором чувственно выражена человечность человека в его взаимодействии с миром. Ф. Шиллер считал, что “красоту нужно понять как необходимое условие существа человечества” . Эстетическая культура состоит в способности, вопервых, к различению красоты и безобразия (эстетический вкус), способности к переживанию красоты как ценности. И это – выражение обработанности, оформленности, облагороженности, одухотворенности чувственной природы человека.

Во-вторых, эстетическая культура предполагает способность и умение человека преобразовывать мир, обрабатывая его, оформляя, облагораживая, одухотворяя, – через порождение в нем красоты и преодоление безобразия. Вот это, последнее, как бы сконцентрировано и развернуто в художественном освоении человеком мира, в художественной деятельности, в искусстве.

Культура и художественная деятельность. Культура и искусство

Художественная деятельность – это особый вид человеческой активности, уникальный в его отношении к культуре. Это единственная деятельность, главным содержанием, смыслом которой является создание, хранение, функционирование и передача духовных ценностей. Эта деятельность прямо направлена на “обработку”, оформление, облагораживание, одухотворение мира, окружающего человека, и на самого человека. В художественной деятельности и ее результатах ярче, непосредственнее, чем в чем либо другом, выявляется поэтому культура эпохи, периода, страны, этноса.

Понятие “художественная деятельность” включает в себя художественное творчество и его результаты (художественные ценности), художественное восприятие явлений действительности и произведений искусства. В таком употреблении понятие “художественная деятельность” во многом совпадает с понятием “искусство”. Правда, термин “искусство” иногда употребляют в более узких значениях: как только совокупность художественных произведений (исключая процессы их создания и восприятия), или как только специфическое мастерство высокого уровня (не включая тогда его результаты). При более широком понимании (которое мы будем дальше использовать), – искусство – это особая сфера человеческой деятельности, целенаправленная, осознанная в своем значении специализированная художественная активность (художественное творчество) и ее результаты (художественные произведения, произведения искусства), их функционирование и восприятие.

Вообще художественная деятельность и искусство как ее специализированное выражение, – возможны потому, что существуют эстетические отношения и эстетические ценности.

Эстетическое отношение необходимо присутствует и в художественном замысле, и в художественном творчестве, и в художественном восприятии. Если произведение не порождает эстетического отношения, то оно не является художественным произведением, или не выступает в этом качестве для данного человека. Эстетическое отношение – это и средство и цель конкретной художественной деятельности.

Но конечно оно не единственное средство и не единственная цель. Только в простейших случаях (орнамент, элементарная украшенность какой-нибудь вещи) эстетическое и художественное практически совпадают. То есть, в этих случаях художественная деятельность и направлена на создание эстетической ценности, эстетического отношения. И если последнее возникает, – цель достигнута. В других случаях развитое профессиональное искусство, используя особенности эстетических отношений, решает гораздо более сложные задачи.

Художественное творчество – это своеобразное осмысление человеком мира и себя в нем. Осмысление, выражающееся в специфическом оформлении материи, в эстетической организации особых чувственно-воспринимаемых знаков, в особых языках (языках звучаний, линий, движений, ритмов, слов и т. д.).

Осмысление это обычно многослойно и многофункционально. В искусстве могут художественно осмысляться любые природные явления, все разнообразные человеческие отношения. Произведение искусства может содержат в себе религиозные, философские, нравственные, политические пласты жизненных проблем. И действуя на того, кто воспринимает это произведение (слушает музыку, читает стихи), искусство пробуждает его мысли и чувства, возбуждает гамму художественно значимых смыслов.

Художественная идея, по выражению А. А. Потебни, “развивается в понимающем, как его художественная мысль, его эстетическое переживание” .

Искусство представляет собой и особый род вненаучного знания о мире и, главное, о человеке, о его духе. Это такое знание, которое иным способом, кроме художественного мышления, – недостижимо. При этом художник может изображать не красоту и выражать не эстетический восторг, а, скажем свое негодование или даже омерзение в отношении к уродству, всяческой жизненной грязи, бесчеловечности. В этом плане художественные ценности – шире эстетических. В их носителях, знаках, знаковых системах (таких как храм, картина, икона, поэма, пьеса и т. д.) может воплощаться разнообразное содержание. Художественному осмыслению доступны все сферы природы, жизни, культуры.

Однако это эмоциональное воплощение содержания, осмысление, становится художественно действенным, а его результат – произведение – выступает как художественная ценность лишь при некоторых непременных условиях. Во-первых, если это чувственное воплощение смыслов, осмысление себя и мира, – эстетически значимо. Если все пласты, все смыслы произведения искусства (религиозные, философские, нравственные и т. д.) “втянуты” художником в поле эстетических отношений. Во-вторых, произведение оказывается художественно ценным, только если есть те, кто способен художественно “постичь” это произведение.

Художник, создавая произведения искусства, художественные ценности, – воспроизводит эстетические ценности и творит новые, так или иначе порождая красоту. Порождая ее хотя бы в форме выражения художественной мысли, органично воплощающей художественное содержание. Порождая чувство красоты, и в себе и в тех, кому адресовано искусство. И чувство, родившись, снова и снова влечет человека к этой и подобным художественным ценностям.

Искусство поэтому – одно из мощнейших средств воспитания эстетической культуры и культуры вообще. Ибо в искусстве духовное становится зримым, слышимым, осязаемым и, вместе с этим, – чувственно привлекательным, желаемым конкретным проявлением человеческого в человеке, волнующим его, способным захватить все его существо.

Но это может происходить только если человек встречается с настоящим искусством, и если эстетический и художественный вкус его достаточно развит. Причем, опять-таки, в основе художественного вкуса – вкус эстетический, т.е. способность к различению прежде всего красоты и уродства. Но развитый художественный вкус, базирующийся на этом, – это уже способность к отличению художественных ценностей (от того, что не ценно, от подделок, имитаций) – во всем их богатстве, включающем и не собственно эстетические элементы.

Художественный вкус – это один из главных показателей наличия, характера и уровня художественной культуры человека (а художественные вкусы – культуры социальной группы).

Художественная культура представляет собой, во-первых, развитие у людей и реализацию в их жизни художественных способностей, способностей создавать художественные ценности и воспринимать их в этом качестве. Во-вторых, культура художественная – это само создание художественных ценностей, художественное творчество, т.е. художественная “обработка”, художественное оформление, облагораживание, одухотворение разных материалов, вещей, процессов и т. д., а также – творение искусственных, эстетически и художественно значимых, форм и смыслов, создание произведений искусства. В-третьих, художественная культура выявляется в функционировании художественных ценностей, ведущем к облагораживанию, одухотворению людей, взаимодействующих с ними.

Художественная культура тесно связана не только с эстетической, но и со всеми другими сторонами и сферами культуры. И, как и вообще культура, реализуется она не абстрактно, а в конкретных условиях, по-разному, в разной мере, на разных уровнях. Есть по-разному и в разной степени эстетически и художественно культурные люди и их группы.

Эстетическая и художественная культура на разных уровнях

Полное отсутствие эстетической и художественной культуры означало бы, что у человека (или группы общества) чувства настолько неразвиты, что он вообще не может отличать красоту от уродства, совершенно неспособен ни испытывать наслаждение от красоты (и отвращение к безобразию), от художественных ценностей, ни создавать что-либо мало-мальски эстетически или художественно ценное. Такое докультурное и, в этом смысле дочеловеческое состояние невозможно с тех пор, как человек стал человеком.

Оставим в стороне сложные вопросы о том, когда и как появились эстетические отношения в процессе становления человечества, когда и как они появляются в процессе развития ребенка, когда зарождается искусство и как формируется отношение к нему. В норме все люди в той или иной мере хотя бы эстетически восприимчивы. Эстетическая и художественная культура так или иначе реализуется в их жизни, существуя и проявляясь, однако, поразному, в разной степени, на разных уровнях.

Низший уровень эстетической культуры определен прежде всего тем, что у людей (находящихся на нем) главными доминирующими потребностями являются потребности утилитарные. Это потребности жизненные, потребности своего физического существования (в частности здоровья), имущественного благополучия, комфортности бытия (материальновещного и не очень высокого духовного). В общем для человека этого уровня ценны прежде всего свои: польза, успех, комфорт, порой обыденная разумность жизни, иногда желанная или привычная неразумность ее. В связи с этим возможности реализации эстетической и художественной культуры – весьма ограничены.

Ведь красота в данном случае может оказываться значимой, но не является действительной ценностью. Значимость красоты может проявляться в том, что она может доставлять человеку удовольствие, пожалуй даже и наслаждение. Но, во-первых, ценятся обычно простейшие, элементарные и очевидные проявления красоты. То, что развлекает не слишком тонкие чувства этого человека. То, что ласкает его зрение или слух, то, что доступно, понятно и, в общем, привычно. То, что не требует особого чувственного богатства, глубины чувств, их напряжения. То, что способно их затронуть, так сказать поверхностно. Это могут быть природные явления (цветы, пейзажи, пение птиц...) или – доступные для людей этого уровня традиционно-привычные ценности: натуралистическое изображение тех же природных явлений, простая мелодичная музыка. В театре – легкая бытовая комедия, оперетта, мелодрама. В литературе и кино – несложная детективная или любовная история, со счастливой или “слезливой” развязкой.

Во-вторых, что связано с первым, для людей этого уровня, утилитарное, полезное, удобное, функциональное, обыденноразумное – в общем всегда важнее, чем красивое или высокохудожественное. Значимость и красоты и искусства почти во всех отношениях, ограничивается, задается и определяется утилитарностью. Ну, скажем престижностью. Престижно иметь украшения (на себе и в доме), красивые вещи, иногда и произведения искусства, часто – красивую жену. Причем, красивое на этом уровне – это обычно то, что считается таковым в кругу людей того же уровня, хотя изредка и то, что позволяет как-то выделиться. Красота нередко сводится к внешней красивости. Ее выражениями оказываются наружный блеск, яркость, броскость.

Кроме того, красивым может считаться и то, что полезно. В крестьянской среде, например, женская красота связывалась прежде всего со здоровьем, необходимым и для работы и для производства потомства, здоровых работников. В среде аристократической в женщине ценились черты слабости, хрупкости, изнеженности, ибо у женщины в этой среде было иное, чем у крестьянки, предназначение.

Примитивный эстетический вкус ориентирован не только на сближение красоты и полезности, но и на отождествление определенных свойств носителя эстетической или художественной ценности и самой ценности. При этом красивым считается и кажется именно и только то, что симметрично, геометрически правильно, соразмерно, пропорционально.

Искусство, художественные ценности для людей этого уровня значимы прежде всего как полезное средство украшения, развлечения, отдыха. Польза искусства очевидна и тогда, когда оно выступает средством идеологического воздействия, нравственного воспитания.

Таким образом, эстетический и художественный вкус на низшем уровне культуры – грубоват и бедноват. Многое в жизни вообще эстетически не оценивается, многие художественные ценности не могут быть восприняты. Тем не менее, эстетическая и художественная культура, минимально реализуется и на этом уровне. Эстетическое восприятие и художественное “украшение” жизни делает ее, пусть не в высокой степени, но более человечной, несколько облагороженной и, хотя бы в какой-то мере, одухотворенной.

На следующем, более высоком уровне, эстетическая и художественная культура выступает вроде бы во всем блеске. Ведь для людей этого уровня красота оказывается одной из высших, или даже самой высокой ценностью, а сфера эстетических отношений, эстетическая сторона чего бы то ни было, – вызывают у них особый специализированный интерес. Интерес этот, а также эстетический и художественный вкус на этом уровне имеют в основе специфическую развитость чувств. Человек такого уровня обычно наделен задатками, имеющими отношение к эстетическому восприятию мира, эстетическому и художественному творчеству, наслаждению искусством. Это может быть хороший музыкальный слух, чувство ритма, чувство слова, способность к тонкому цветоразличению, яркая эмоциональность натуры, сильное воображение и т. д. В связи с этим возможно появление способностей (талантов): к рисованию, пению, танцам, сочинению музыки и стихов, игре на музыкальных инструментах. Эстетически, художественно одаренные люди нередко реализуют свои задатки и способности. Ведь они дают им возможности для самовыражения в сфере эстетических и художественных явлений, возможность испытывать наслаждение от красоты, от искусства.

Человек может быть или не быть художникомпрофессионалом, но интерес к проявлениям красоты и художественной выразительности и в том и в другом случае серьезен и глубок, стремление к красоте – отчетливо и реализуемо.

Оно может выявиться или в декоративно-прикладной деятельности, или в позиции любителя музыки, балетомана, завзятого театрала, серьезного читателя.

Вкус человека такого рода – достаточно тонкий. Наслаждение, получаемое им (а если это художник, то и даваемое) – сильное настолько, что оно существенно перевешивает “презренную” пользу, отодвигает разумность, тем более обыденную рассудочность, на второй план. Человек может как бы “раствориться” в эстетическом созерцании, настолько углубиться в звучащую музыку или читаемую книгу, что порой забывает обо всем: о времени, заботах, делах. Красота, искусство – здесь самоценны и действуют на людей этого уровня, возвышая душу до неземного восторга и неподдельных страданий. Это настолько мощно, что люди преклоняются перед красотой и художественными ценностями, как перед святынями. Русский художник Врубель заявлял: “красота – вот наша религия!” Люди, находящиеся на этом уровне эстетической и художественной культуры способны погибать за красоту, жертвовать собой ради искусства.

Но они же, порой, могут и других принести в жертву Афродите и Аполлону. Описываемый уровень бытия эстетической и художественной культуры – высокий, но не самый высший. Хотя он обычен для творцов и наиболее страстных ценителей художественных ценностей. Ограниченность этого уровня связана, во-первых, с чаще всего узкой “специализацией” интересов и пристрастий. И дело не столько в том, что человек специализирован, скажем в любви к одному виду или жанру искусства, хотя и это бывает. Узкоспециализированным на этом уровне часто оказывается вкус человека. Вкус, определяемый преимущественным интересом, при возникающей “слепоте” или “глухоте” в отношении к проявлениям красоты (или художественности), не укладывающемся в “полосу пристрастий”. Это ведет к “отторжению”, неприятию “чуждых” эстетических и художественных ценностей. Эстетический и художественный вкус человека может односторонне развиться, будучи ограниченным определенной традицией, канонами, нормами.

Или, если речь идет о новаторе (любителей новаций), может, наоборот, развиться абсолютное предпочтение эстетически или художественно нового, когда традиционное представляется уродливым в силу того, что оно традиционно.

Специализированный уровень эстетической культуры может быть ограничен еще и в связи с самой чрезмерностью интереса к этой сфере и абсолютизацией красоты и искусства в качестве ценностей. Это может приводить к существенным смещениям, когда эстетическое отношение фактически заменяется эстетским, а самоценность искусства делает его изолированным от жизни.

Абсолютизация ценности красоты приводит к противопоставлению ее другим высшим человеческим ценностям (добру, истине), к нарушению целостности поля культуры.

Рафинированное эстетство выражается в том, что красота оказывается, главным образом, – совершенной формой. То есть, как красота осознается и чувственно переживается именно сама по себе форма, а не органичность воплощения в ней духовности, содержательной человечности. Форма, которая настолько утрачивает связь с духовно-содержательной стороной, что становится возможным как бы “эстетическое – навыворот” – восприятие и представление безобразного, уродливого в качестве эстетически ценного. Если до этого и не доходит, то красота “разводится”, например с добром, на том основании, что, по выражению одного из героев О. Уайльда: тигр прекрасен и когда терзает несчастную лань.

Фраза красивая. Но очевидно некорректна ссылка на нее для обоснования нравственной нейтральности красоты и искусства. Что касается тигра, то он конечно может восприниматься как прекрасное животное, независимо от ситуации. Хотя сам по себе процесс поедания им лани вряд ли эстетически ценен, при всей его природной естественности. А вот если человек (внешне красивый) мучает другого человека – это наверняка неэстетично по сути, хотя кто-то и может воспринимать происходящее с этаким изуверским чувственным наслаждением. Тем более сомнительно, чтобы нормальным человеком мог восприниматься как прекрасный – палач, калечащий его самого, даже если черты и движения палача вполне гармоничны.

Второй уровень эстетической и художественной культуры не исключает возможности перехода эстетического в эстетское и обессмысливания художественного, к чему, в конце-концов, ведут концепции “искусства для искусства”. В том и другом случаях человеческая чувственность формализуется до предела, за которым исчезает ее содержательная очеловеченность (облагороженность). А при выхолощенном содержании и форма обедняется. Можно сколько угодно молиться на красоту, но нельзя забывать о том, что она не ценнее человека.

Уже упоминавшийся художник Врубель, считал что в искусстве глубоко почувствовать – это значит: “забыть, что ты художник и обрадоваться тому, что ты прежде всего человек” .

Другое дело, что не следует подчинять красоту как ценность иным ценностям (например, нравственным, тем более – политическим), заранее определяя, что только то, что ведет к добру и может быть прекрасным. Не следует требовать от искусства, чтобы оно становилось “учебником” морали или “учебником жизни”, или орудием в идеологической борьбе. Не следует предъявлять претензии художникам, которые творят эстетические и художественные ценности, – чтобы они непременно сами были внешне красивы и благопристойны в поведении. Любой человек, и художник тоже, в одних отношениях может быть на высоком уровне культуры, а в других – на низком. Для художников, артистов, писателей и т. д., для людей сферы искусства, естественно наиболее обычен второй, специализированный уровень эстетической и художественной культуры со всеми его преимуществами и со всеми его издержками. Ибо это не самый высокий уровень.

Только на третьем, высшем уровне культуры, смысл культуры эстетической определяется тем, что доминирующей в жизни потребностью человека является потребность в другом человеке. И тогда красота, как ценность, оказывается неотделимой от Добра, Истины в их высших проявлениях. И дело не в том, что Красота может стать “внешним выражением, “оформлением” Добра, или – предупреждающим сиянием” истины (В. Гейзенберг). Добро, красота и истина действительно неразделимы, хотя добродетель и красота – не одно и то же. Гений в искусстве и злодейство в жизни вполне совместимы. Ведь художественная ценность – не гений, а его произведение. В жизни и порочное может выглядеть красивым, ибо порок, вообще говоря, – не античеловечен. А вот гнусность, подлость, предательство, доносительство, жестокость – анэстетичны по сути, они – безобразны. И человек эстетически культурный чувствует это, испытывая отвращение к тому злу, которое отчуждает человека от человечности, противостоит последней. Говорят, что это – нравственное чувство, и с этим можно согласиться. Но оно же – и эстетическое. То и другое для высшего уровня культуры неразличимо, или почти неразличимо.

Там, где нет красоты, там и добро неполно реализовано, и если реализуется, то несколько натужно. Там, где зло, – неполна реализация красоты, ущербна в каких-то моментах. Истинно доброе намерение, добрый поступок – вполне добры, если они и прекрасны, и могут быть пережиты как радость (для себя и для другого). Важно, правда, чтобы была возможность эстетического (а не эстетского) восприятия.

Эстетическое наслаждение – полноценно как высшая человеческая радость, как праздник духа. Красота для человека полноценной эстетической культуры – это разнообразное (по носителям, формам, видам) чувственное выражение вообще человечности человека, в том числе и добра, и истины жизни. Такой человек обладает тонким эстетическим и художественным вкусом, способностью различать нюансы, оттенки красоты и безобразия в жизни и в искусстве. Он способен к глубокому сопереживанию, сочувствию. Вкус его индивидуализован, не замкнут в рамки традиций, специализированных предпочтений, канонов и правил.

ДЕПАРТАМЕНТ ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ

Волгоградская государственная сельскохозяйственная академия

Кафедра: «________________________»

Дисциплина: Этика и эстетика

Реферат

На тему: Общественная ценность. Красота.

Выполнила:

студентка второго курса заочного

отделения, группы _22 ЭМЗ, 04/040

Фастова Надежда Александровна

Волгоград 2006г.

ВВЕДЕНИЕ

Вопрос о природе ценностей и их роли в общественной жизни непосредственно связан с решением многих проблем: взаимоотношения человека и общества, культуры и цивилизации, природы и общества и др. В аксиологических категориях – ценность, оценка, ценностные ориентации и т.д. – воплощается теоретический потенциал культуры определенного общества. В них аккумулируются представления людей о значимости самых разнообразных явлений действительности.

При рассмотрении данного вопроса нужно, прежде всего, четко обозначить проблему ценностей, а затем показать место и роль ценностей в развитии общества. Суть проблемы заключается в том, что понятие «ценность» очень близко по смыслу к таким понятиям как «потребность», «благо», «полезность» и т.п., но не сводится к ним и имеет самостоятельное содержание. Понятие «ценность» внутренне противоречиво. Ценность характеризует объективные явления, либо их свойства, признаки, значимые для людей. А, следовательно, она одновременно предполагает наличие определенного субъекта (хотя и потенциального). Это определяет специфику ценностного отношения, объективное содержание которого фиксируется в понятии «ценность».

Поэтому необходимо обратить особое внимание на то, что ценности являются характеристикой не вещи самой по себе в ее природном бытии, а явлений действительности, включенных прямо или опосредованно в общественные отношения, ценность есть проявление социального бытия вещи, имеет, таким образом, социальную природу.

Существующие в обществе ценности, актуальные и потенциальные, существенные и несущественные, составляют ту сторону объективной среды, которая непосредственно воздействует на субъект. Учитывая это обстоятельство, можно выделить роль ценностей в жизни общества.

Ценность принадлежащих к определенному историческому периоду поступков, мыслей, вещей заключается как в том, насколько они способствуют общественному прогрессу, так и в том, насколько велика их роль в самосовершенствовании субъекта.

1. Ценностное отношение со стороны субъекта

С одной стороны, оценка – неотъемлемый компонент сознания, зависимый от субъекта, с другой стороны она связанна с ценностью, т.е. зависит от объективных условий.

Необходимо отметить, что оценочная деятельность субъекта не противостоит отражению. Нельзя считать, что отражение действительности и вынесение оценки – это два независимых по своей сущности процесса. В оценке отражаются не все свойства объекта и не просто свойства, а важные для человека объективные качества: мир отражается под определенным углом зрения – значимости для субъекта.

Оценочная деятельность осуществляется как разумом человека, так и его чувствами, причем в разных видах деятельности сочетание этих моментов оценки различно. Так, к примеру, в науке преобладает рациональная оценка, особенно по отношению к полученным результатам, а в искусстве – идейно-эмоциональная.

Оценка зависит не только от качеств самой объективной ценности, но и от социальных и индивидуальных качеств оценивающего субъекта. Они детерминируются спецификой общества, в котором живет субъект, его принадлежностью к определенному классу, нации или другой социальной группе, а также индивидуальными особенностями данного человека, его воспитанием, образованием, свойствами характера, темперамента. Отсюда и вытекает возможность различной оценки одного и того же явления разными субъектами, живущими в одно и то же время.

Рассматривая структуру оценки, можно условно выделить две стороны:

1) фиксация некоторых объективных характеристик предметов, свойств, процессов и т.д.;

2) отношение субъекта к объекту – одобрение или осуждение, расположение или неприязнь и др.

И если первой стороной оценка тяготеет к знанию. То второй стороной – к норме.

Здесь следует уяснить, что такое норма, и какова ее связь с оценкой. Норма – это общепризнанное правило, направляющее и контролирующее деятельность человека, его поведение, в соответствии с интересами и ценностями общества или отдельных групп людей. Норма выступает как требование, предписывающее или запрещающее определенные действия, исходя из существующих в обществе представлений о должном. Следовательно, норма включает в себя момент оценки.

Внутренне противоречивая природа оценки обуславливает и ее функции:

1. Будучи отражением действительности, осознанием социальной значимости объектов оценка выполняет гносеологическую функцию, является специфическим моментом познания.

2. Оценка выражает направленность познания на использование знаний в практике, формирует активную установку и ориентацию на практическую деятельность – назовем это активизирующей функцией оценки.

3. Вариативная функция: оценка предполагает выбор, предпочтение субъектом каких-либо объектов, их свойств, отношений. Формирование оценки происходит на основе сравнения явлений между собой и соотнесения их с существующими в обществе нормами, идеалами.

4. Мировоззренческая функция: оценка является необходимым условием формирования, функционирования и развития самосознания субъекта, поскольку всегда связана с выяснением значимости для него окружающего мира.

2. Классификация ценностей

Выделяют две основные группы ценностей.

В первом случае основанием для классификации выступают особенности объекта, во втором – основанием для классификации является сам субъект ценностного отношения.

При рассмотрении первой подгруппы можно выделить ценности материальные и духовные .

Вычленим типы ценностей в зависимости от конкретных видов деятельности. Нужно обратить внимание на то, что координация и субординация ценностей определяется иерархией сфер общественной жизни.

Предметы природы, включаясь в практическую деятельность людей, становятся социально значимыми. Они образуют разновидность материальных ценностей, которые можно назвать природными.

Следует учесть, что развитие материального производства связано с изменением возможностей и потребностей людей, следовательно, приводит и к изменениям природных ценностей. Если раньше к ним относилось, прежде всего: плодородие земли, наличие рыбы в водоемах, плодов и дичи в лесах, полезные ископаемые, судоходные реки и т.п., то сейчас вследствие разрушительных результатов глобальной человеческой деятельности ценностью становится и чистый воздух, и чистая вода, и сама планета Земля в целом. Поэтому среди природных ценностей обособляются ценности экологические.

К материальным ценностям относятся и ценности экономического характера. Они включают также и социальную значимость отношений собственности и самого процесса труда. А так как субъекты занимают различное положение в системе общественных отношений, то и ценность существующих экономических отношений и деятельности для них различна.

Представляется важным особо рассмотреть проблему труда как ценности. Объективно труд для общества всегда социально значим. Но с другой стороны отчуждение труда приводит к снижению его ценности для субъекта, доходящему до ее отрицания. Такая оценка труда нашла свое отражение в христианской, в частности в евангельской, этике, содержащей поучения «не заботиться о завтрашнем дне», сравнивающей людей с птицами, травой, лилиями, которые «не сеют, не жнут, не трудятся, не прядут». Неоднозначная оценка труда наблюдается и в народном искусстве, где в сказках отражены мечты людей об избавлении от труда какими-нибудь волшебными силами.

Внутренне противоречивое отношение к труду как к ценности и одновременно отрицание ее, очень важно для общества. Неудовлетворенность трудом – это стимул для субъекта к изменению тех общественных отношений, в которых осуществляется труд, а также средств труда.

Поскольку производственные отношения и производительные силы характеризуют различные стороны развития общественных индивидов, необходимо особо рассмотреть проблему социальных ценностей. К ним относятся: жизнь человека, его гражданское и нравственное достоинство, его свобода, также достижения национальной культуры.

Непосредственно к социальным ценностям примыкают ценности политические. Выделение их в качестве самостоятельного вида обосновывается следующим образом: политические отношения – это отношения между классами, нациями и государствами, возникающие на основе их интересов. Следовательно, по определению, политические отношения и закрепляющие их организации обладают социальной значимостью. Особенно повышается роль этих ценностей в сложных общественных ситуациях, когда необходима точность, взвешенность политических оценок.

К собственно духовным ценностям можно отнести этические и эстетические ценности.

Рассматривая этические ценности, нужно обратить внимание на следующий момент. Специфика этических ценностей заключается в том, что они не имеют своего материального воплощения. Этические ценности объективируются в традициях, обычаях, нормах, идеалах и т.п.

В отличие от этических, эстетические ценности содержат в себе два слоя. Первый слой – это чувственная реальность, природные качества, образующие внешнюю форму предмета. Второй слой эстетической ценности предметов искусства составляет результат преломления этих свойств через призму человеческого опыта, независимо от того, идет ли речь об опыте общества в целом, одного из классов или отдельного человека.

Таким образом, можно определить различие между ценностями материальной и духовной культуры. Последние существуют не только в предметной форме, но и как акт деятельности, неотделимой от самого духовного производства. Они, как правило, не имеют стоимостной формы выражения и в акте потребления не присваиваются в личную собственность. Духовные ценности не подвержены моральному старению в такой степени, как материальные ценности. Их потребление не является пассивным актом, напротив, в процессе их усвоения человек духовно обогащается, совершенствует свой внутренний мир.

Типы ценностей различаются не только по предмету ценностного отношения, но и по субъекту. С этой точки зрения выделяются ценности индивидуальные , групповые (классовые, национальные и т.п.) и общечеловеческие .

Рассматривая эти типы ценностей, нужно иметь в виду общее для разных субъектов. Все они формируются в конкретно-исторической обстановке, следовательно, несут на себе достоинства и недостатки своего времени. С одной стороны, они ограничены объективными условиями своего существования, с другой стороны. Выражая возможности развития, они опережают свое время и закладывают основы ценностей будущего. Социальные субъекты руководствуются в своей деятельности уже сложившейся в обществе системой ценностей и одновременно изменяют их, определяют для себя новые ценности. Субъекты ценностного отношения связаны между собой, не существуют друг без друга, но каждый из них обладает своими особенностями.

Личные ценности порождены потребностями и интересами индивида, которые могут быть и сугубо индивидуальными, так и личностным преломлением более общих интересов. Каждый человек «погружен» в собственную систему ценностей, отличающуюся от ценностей других людей. То, какие ценности преобладают у конкретного индивида, зависит от степени развития личности.

Следует обратить внимание на групповые ценности, которые не сводятся к сумме ценностей индивидов, входящих в данную группу. Коренной интерес группы обычно заключается или в сохранении ее положения, или в его изменении. Социально значимыми для нее выступают те ценности, которые способствуют удовлетворению этого интереса. И если ценности индивида препятствуют этому процессу, то они приносятся в жертву интересам группы.

Рассматривая соотношение личных и групповых ценностей, необходимо отметить, что группа, как правило, оценивает свои ценности выше, чем индивидуальные. Но нужно учесть и следующее: групповые и личные ценности могут и совпадать в своей основе. Так происходит в случае, когда человек усвоил ценности группы как свои собственные, не отделяет себя от интересов общности. Многое при этом зависит от того, какое положение в обществе занимает группа и каково ее значение для исторического прогресса.

Особо следует рассмотреть роль и значение непреходящих общечеловеческих ценностей. Общечеловеческие ценности вырастают из индивидуальных и групповых (классовых, национальных), которые способствуют развитию всего общества. Можно сказать, что они синтезируют, аккумулируют лучшее, наиболее прогрессивное из личных и групповых ценностей.

3. Социальная обусловленность ценностных ориентаций, природа ценностных ориентаций

Природа ценностных ориентаций формируется в процессе сознательного выбора субъектом жизненно важных для него объектов. Ориентацию можно рассматривать как отношение субъекта к условиям своего бытия, отношение, в котором проявляется результат свободного, оценочного выбора социально значимых предметов. Отдавая предпочтение определенным ценностям, он тем самым направляет свою судьбу. При этом субъективное представление о ценности не всегда адекватно самой ценности. Подлинная ценность помогает развитию способностей человека как социального существа. Характер ориентации определяет тип поведения личности.

Необходимо отметить, что тип ориентации определяется как типом ценности, так и способом деятельности субъекта. Так, предпочтение, отдаваемое сугубо индивидуальным ценностям, свидетельствует об эгоистической ценностной ориентации. Выбор в качестве цели ценностей других людей (групп, человечества) характеризует коллективистскую или альтруистическую ориентацию.

Виды ценностных ориентаций в зависимости от способа деятельности:

потребительская и творческая, созидательная и разрушительная и т.д. Конечно, такое выделение условно, так как в действительности все они взаимосвязаны, не существуют в чистом виде. Всегда имеется лишь определенное преобладание какой-либо из них.

Следует обратить особое внимание на то, что в истории общественной мысли предпочтение тех или иных ценностей отражено в различных теориях. Особенно ярко это проявляется в противопоставлении разных вариантов гедонизма и аскетизма, свойственном религиозной этике.

Последняя формирует свою ценностную ориентацию: с одной стороны, вероучение рассматривает земную жизнь и все ее ценности как неистинные, преходящие, а в качестве высшей ценности – жизнь вечную, небесную. Но с другой стороны, и земная жизнь, поскольку она от бога, должна обладать какой-то ценностью. Отсюда, к примеру, и запрещение самоубийства в религиозной этике.

В противовес аскетическому отрицанию радостей жизни, гедонизм оказывает предпочтение в первую очередь им, рассматривая наслаждение и отсутствие страданий как высшую ценность. Элементы гедонизма присутствуют во многих философских теориях. Истоки его можно обнаружить в воззрениях древнегреческих мыслителей, особенно у Аристиппа. Его идеи присутствуют и во взглядах философов Нового времени и Просвещения: Гоббса, Локка, Гельвеция, Гольбаха и др. Если классический гедонизм, признавая наслаждение благом, вел речь о праве на него всех людей, то этические гедонисты нашего времени проповедуют наслаждение одного за счет другого, «сильных» за счет «слабых».

Близким к гедонизму является эвдемонизм, родоначальником которого был Эпикур. Эвдемонизм провозглашает высшей ценностью жизни счастье (блаженство), но понимает его, в отличие от гедонизма, не просто как чувственное наслаждение, а как достижение внутренней свободы. Эвдемонистическая этика отличается активной гуманистической направленностью и в этом ее достоинство. Но понятию счастье эвдемонизм придает надисторический, некий абсолютный смысл, в то время как оно социально обусловлено. Такое абстрактное понимание счастья демонстрирует ограниченность эвдемонизма и гедонизма.

Принципиально иной, подход к пониманию ценностей прослеживается в этике такого выдающегося представителя классической немецкой философии, как Кант. Он провозгласил, что всякий человек – самоцель и ни в коем случае не должен рассматриваться как средство осуществления, каких бы то ни было задач.

Следует обратить внимание на то, что по Канту объективно общезначимое содержание деятельности человека создается нравственным законом, который выступает как категорический императив, т.е. такое правило, которое следует выполнять не ради каких-либо иных целей, а ради него самого. «Поступай так, – писал он, – чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». Подлинной моральной ценностью, по его мнению, обладают поступки, совершенные исключительно из чувства долга, без всякой склонности к ним. Но, резко осуждая моральные пороки буржуазного общества, Кант все же считал, что практическое осуществление нравственного закона невозможно.

Высшей целью гуманного, демократического общества является человек, свободная личность, обладающая возможностями и условиями для реализации всех своих способностей. Ее формирование означает такое разрешение противоречия между индивидом и обществом, когда происходит не подчинение личных интересов общественным и даже не их слияние, а осуществляется их диалектическая взаимосвязь: интересы личности представляют объективную ценность для общества, а общественные интересы являются значимыми для каждого человека. Объединяющим фактором при этом выступает труд, который одновременно является и социально, и индивидуально значимым: труд как развитие творческих способностей человека.

Нужно иметь в виду, что специфической особенностью идеала является его устремленность в будущее. В идеалах люди как бы проецируют перспективные социальные отношения. Идеал не может быть навязан извне, он является актом свободного выбора. Поэтому идеал – это всегда и ценность, и оценка, и элемент ценностной ориентации. В связи с этим идеалы обладают большой притягательной силой, порождают вдохновение и энергию. Идеал выступает как цель, к достижению которой стремится человек.

Но опыт человечества выработал нравственные критерии, которые в определенных общественно-исторических параметрах выступают как предельные и абсолютные. Этими критериями являются простые нормы нравственности, выражающие самые фундаментальные и общечеловеческие интересы. А в общечеловеческих идеалах свободы, равенства, справедливости и т.д. отражается единая тенденция прогрессивного развития общества, что усиливает их взаимное воздействие на ход истории.

Раньше предметом эстетики считалось прекрасное.

Одной из первых в европейской эстетике является интерпретация эстетических категорий в Субъективно-антропологическом аспекте, ведущая свое начало от Сократа (V – VI вв. до н.э.). Для него центральной эстетической категорией является прекрасное, которое он понимает как определенную целесообразность. Прекрасной является вещь, пригодная для чего-либо, в этом смысле прекрасны и золотой щит Ахиллеса и мастерски сделанная корзина для переноса навоза.

Применительно к человеку прекрасное выступает как идеал, который понимается Сократом как прекрасный духом и телом человек. Сократ вводит в эстетику понятие калокагатиия. Которое станет одним из главных понятий и принципов в построении теории европейской эстетики.

Прекрасное проецируется через человека и на искусство, так как искусство, по Сократу, есть передача состояния души в образе-обобщении. Хотя у Сократа и нет еще развернутой системы эстетических понятий, но все же он очень определенно ставит в центр эстетического прекрасное в различных его модификациях.

Эстетический идеал Чернышевский определяет как возрастание красоты в человеческом обществе и соотносит его с общественным идеалом, идеалом человеческой жизни.

Отец «реальной эстетики» Этьен Сурио, у него малыми категориями являются: красивое – внешняя форма прекрасного, как выражение удачи, грандиозное – как совершенное, но устойчивое равновесие, изящное – как умеренность, простота и скрытая сила.

Центральной категорией платоновской эстетики также является прекрасное, интерпретируемое в объективно-идеалистическом духе. В общем, учении о бытии Платон («Парменид», «Софист») рассматривает и проблему восхождения, познания высших идей блага, добра и красоты (прекрасное).

И в этом процессе идея прекрасного обнаруживается на высшем уровне восхождения – интеллектуальной интуиции, так как прекрасное не может быть ни полезным, ни подходящим. Прекрасное – идея, имеющая свое бытие, которое не чувственно, не имеет формы, оно лишь умопостигаемое. Причем это умопостижение есть припоминание (анамнезис) бессмертной души вечной идеи прекрасного, так же как и идеи блага и добра, которые есть и причина и цель бытия.

Последовательное созерцание прекрасного есть воспитание души через эротическое восхождение.

Этот процесс иерархичен. Он начинается со способности созерцать прекрасные чувственные вещи (тела), поднимается к созерцания духовной красоты (дела и обычаи) и завершается созерцанием красоты знания (идеи). Здесь у души прорастают крылья, и она поднимается в мир идей.

Но поскольку у Платона чувственный мир есть становление (нечто существующее между бытием и небытием), то и познание прекрасного есть движения от небытия к бытию.

Но обнаружение идеи прекрасного не есть познание в строгом смысле этого слова, это – внезапное озарение ума видом красоты, и оно доступно лишь избранным.

По Платону красота – это «нечто ощущаемое с первого взгляда, нечто такое, что душа воспринимает как давным-давно знакомое и, узнав, приветствует его и сливается с ним.

Существую также и принципы систематизации.

Принципы систематизации носят универсальный, философско-эстетический характер:

Как мы видим, имеются три раздела в систематике, но мы будем рассматривать только одну эстетическую категорию, которая непосредственно касается темы (красота), а именно, раздел отражающий объективные состояния.

Под эстетическими категориями, отражающими объективные состояния, понимаются такие наиболее фундаментальные, узловые понятия эстетики, в которых в эстетическом аспекте отражено многообразие совершенного, существующего вне нас в природе, в обществе и в общественном сознании.

Первую такую категорию – прекрасное – следует определить как совершенное гармоническое. В прекрасном с наибольшей полнотой выражено позитивное совершенство, выражена тенденция развития в природе, обществе и духовной жизни.

«Тайна красоты (т.е. прекрасного), – подчеркивает Дмитриева Н.А., – заключена в гармонических отношениях, образующих единство в многообразии…»

Но в чем заключается сущность гармонии? Так, например, В.П. Шестаков считает, что гармония – некая целостность, в которой существует «качественное различие и даже противоположность составляющих ее элементов»

Таким образом, думается, что гармония – это внешне непротиворечивое целое, в котором все элементы уравновешенны. Качественное же различие и противоположность есть свойство отношений между формами совершенного. Гармония есть «частный случай» совершенного, выражающий тенденцию развития в объективной реальности, т.е. в эстетическом аспекте это – прекрасное.

Наиболее точно на мой взгляд сущность прекрасного определяет традиционная японская эстетика, в которой существуют четыре основных понятия, определяющих сущность прекрасного, или красоты: саби, ваби, сибуй, юген.

Саби – это красота естественная, рожденная временным существованием какого-либо объекта или произведения искусства.

«Японцы видят особое очарование в следах возраста, – пишет Всеволод Овчинников. – Их привлекает потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность – следы многих рук, прикасавшихся к краю картины». В этом понятии, очень четко отражаются свойства прекрасного в природе и его органическая связь с искусством.

«Ваби, – пишет далее Овчинников, – это отсутствие чего-либо вычурного, броского, картинного. Ваби – это прелесть обыденного, мудрая воздержанность, красота простоты. Не только картина или ваза, а любой предмет домашней утвари, будь то лопаточка для накладывания риса или бамбуковая подставка для чайника, может быть произведением искусства и воплощением красоты. Практичность, утилитарная красота предметов – вот что связано с понятием ваби».

Оба эти понятия, выражающие эстетические свойства природы и искусства, соединяются в некое целое, выраженное через понятие сибуй. «Сибуй – это красота простаты плюс красота естественности. Это не красота вообще, а красота, присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан. Кинжал незачем украшать орнаментом. В нем должна чувствоваться острота лезвия и добротность закалки. Чашка хороша, если из нее удобно и приятно пить чай и если она при этом сохраняет первородную прелесть глины, побывавшей в руках гончара».

В этих трех понятиях отразилась древняя традиция японской эстетической культуры, связанной во многом с синтоизмом.

Четвертое понятие – юген – более позднего происхождения, его содержание уже связано с буддийской культурой Японии.

Юген «воплощает собой мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности» и более того, оно связано с общей концепцией Индии, Китая, Японии определенного периода их существования – концепцией незавершенности.

Прекрасное, красота в этой концепции понимается как нечто вечное и мгновенное, как диалектическое единство единичного и всеобщего, будущего и настоящего.

И обобщая все выше сказанное о красоте нужно сказать, что же такое красота в социальном смысле. А в социальном смысле прекрасное – это утверждение оптимистического взгляда на мир в целом, в его вечности и гармоничности, которая наиболее полно реализуется в совершенном социальном устройстве.

В этом аспекте кажется странным утверждение А. Кучинской о том, что «расплывчатость понятия прекрасного и недостаток точности его дефиниции не только не мешает его воздействию, но еще более его усиливает, увеличивает общественную роль прекрасного в современном мире». Эта идея ведет к явному социальному релятивизму, снимает обще-социальные аспекты понимания прекрасного как социально совершенства. И отнюдь не увеличивает, а уменьшает роль прекрасного в жизни человека.

Этот релятивистский принцип А. Кучинской конкретизируется в следующем рассуждении: «Если нет предписаний и норм, указывающих, что считают прекрасным…, тогда мы сами вынуждены каждый раз решать, нравится нам данная вещь или не нравится».

Отсутствие социальных норм отнюдь не достоинство, а недостаток общественной и духовной жизни; как известно, всякая норма регулирует и совершенствует отношения в обществе, отношения в котором должны быть всеобще гармоничными и совершенными, т.е. прекрасными.

В социально-эстетическом аспекте этот принцип наиболее полно выражает сущность совершенной гармонии общественного бытия, т.е. является социальным выражением прекрасного.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Семинарские занятия по философии: Учеб. – метод. пособие/А.П. Горячев, Ю.М. Лопанцев, В.А. Мейдер и др.; под. ред. К.М. Никонова – М.: Высш.шк., 1991 – 287 с.