Разделы сайта
Выбор редакции:
- Виртуальная экскурсия "по местам боевой славы"
- Гемиплегия лечение в крыму
- «Центральный военный санаторий Санатории министерства обороны мин воды
- Санаторий лечение артроза коленного сустава
- Санатории Крыма с профилем лечения урологических заболеваний (мужская моче-половая система) Санатории с урологическим лечением
- Балансовая модель бюджетов как новый инструмент менеджмента Определение функциональной нагрузки бюджета страны
- Изменения и поправки в мсфо
- Оценка бюджетной эффективности инвестиционных проектов
- Достичь эффективности: оптимизация производственных процессов Оптимизация организации что
- Абрикосовое повидло - вкусное зимнее лакомство Повидло из абрикосов простой рецепт
Реклама
О, сколько нам открытий чудных. Эссе «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух Сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух |
ВСТУПЛЕНИЕ К РАССКАЗУ Так называемая “первая арзрумская” тетрадь Пушкина: бумажный переплет, 110 синих листов, и на каждом – красный жандармский номер (по смерти поэта тетрадь просмотрена Третьим отделением). Черновики “Путешествия в Арзрум”. Рисунки: черкес, еще какая-то голова
в папахе. Опять черновые строки: “Зима, что делать мне в деревне...”,
“Мороз и солнце; день чудесный...”
Наброски последних глав “Онегина”:
1829 год. Молодость кончилась, из-под пера выходят не слишком веселые
строки:
На обороте 18-го и в начале 19-го листа этой же тетради - небольшой, трудно разбираемый черновик. Только в 1884 году уже знакомый нам внук декабриста Вячеслав Евгеньевич Якушкин опубликовал из него две с половиной строки. А когда - уже в наше время - подготавливалось Полное академическое собрание Пушкина, пришел черед и всех остальных... Сначала Пушкин написал:
Мысль сразу не дается, Поэт, видимо, находит, что Ум и Труд - слишком простые, маловыразительные образы. Постепенно они вытесняются другими - “смелый дух”, “ошибки трудные”. И вдруг появляется “случай”: И случай, вождь... Позже - новый образ: “случай - слепец”:
И ты слепой изобретатель... И случай, бог изобретатель... Стихи не закончены. Пушкин перебелил только две с половиной строки и почему-то оставил работу. Этот текст для Полного академического собрания сочинений Пушкина готовила
Татьяна Григорьевна Цявловская. Она рассказывала, что ей жалко было отправлять
чудесные строки в ту, финальную часть третьего тома, которая предназначалась
для неосновных, черновых вариантов: ведь там стихи станут менее заметны
и оттого - менее известны... В конце концов редакция решила поместить среди
основных текстов Пушкина две с половиной беловые строки, опубликованные
В.Е. Якушкиным, и еще две с половиной строки, которые Пушкин окончательными
не считал, но которые все же сделались “последней его волей”:
*** 1829 год. Уже открыты первые астероиды и Уран, на очереди Нептун. Но еще не измерено расстояние ни до одной звезды. Уже из Петербурга в Кронштадт ходит пароход, именуемый чаще “пироскафом”, но еще не слыхали в России гудка паровоза. Уже расширяются научные отделы толстых журналов, и один из журналов даже берет ученое имя - “Телескоп”. Но никто еще не знает, где находятся истоки Нила и что Сахалин - остров. Некоторые поэты еще прежде (например, Шелли) принимались всерьез штудировать точные науки, но иные (Джон Китс) - осуждают Ньютона за то, что тот “уничтожил всю поэзию радуги, разложив ее на ее призматические цвета”. Француз Дагер в ту пору уж близок к изобретению фотографии, но еще во всех сочинениях Пушкина только дважды употреблено слово “электричество” (он рассуждал, что фраза: “Я не могу вам позволить начать писать стихов” нехороша - правильнее, “писать стихи”, и заметил далее: “Неужто электрическая сила отрицательной частицы должна пройти сквозь всю эту цепь глаголов и отозваться в существительном?” ). Наконец, в том мире уже живут такие немаловажные люди, как отец Менделеева, дедушка Эйнштейна и прапрадедушки и прапрабабушки почти всех сегодняшних нобелевских лауреатов... Так что ж особенного в том, что Пушкин восхищается наукой и ждет “открытий чудных”, - кто ж не восхищается? Онегин и Ленский обсуждали “плоды наук, добро и зло”. Даже последний человек Фаддей Бенедиктович Булгарин печатно восклицает: “Догадаетесь ли вы, о чем я думал, сидя на пароходе?.. Кто знает, как высоко поднимутся науки через сто лет, если они будут возвышаться в той же соразмерности, как доселе!.. Может быть, мои внуки будут на какой-нибудь машине скакать в галоп по волнам из Петербурга в Кронштадт и возвращаться по воздуху. Все это я вправе предполагать, сидя на машине, изобретенной в мое время, будучи отделен железною бляхою от огня, а доскою от воды; на машине, покорившей огнем две противоположные стихии, воду и воздух и ветер!” (журналистские восторги Фаддея Бенедиктовича, кажется, не менее глубоки, чем восклицанья и “раздумья” многих газетчиков, публиковавшиеся на протяжении ста тридцати последующих лет по поводу паровозов, глиссеров, дирижаблей и реактивных пассажирских лайнеров...)В седьмой главе “Онегина” Пушкин будто издевается над утилитарным - на булгаринский манер - представлением о “научно-техническом прогрессе”: Так дискутировали о науке в конце 20-х годов XIX века. Но притом в ту пору на науку смотрели еще романтически, немного подозревая ее в колдовстве. Мемуарист, чье имя почти никому теперь ничего не скажет, так вспоминал об известном ученом П.Л. Шиллинге: “Это Калиостро или что-либо приближающееся. Он и чиновник нашего министерства иностранных дел, и говорит, что знает по-китайски, что весьма легко, ибо никто ему в этом противоречить не может... Он играет в шахматы две партии вдруг, не глядя на шахматную доску... Он сочинил для министерства такой тайный алфавит, то есть так называемый шифр, что даже австрийский так искусный тайный кабинет и через полвека не успеет прочесть! Кроме того, он выдумал способ в угодном расстоянии посредством электрицитета произвести искру для зажжения мин. В шестых - что весьма мало известно, ибо никто не есть пророком своей земли, - барон Шиллинг изобрел новый образ телеграфа...Академик М.П. Алексеев пишет, что как раз в конце 1829 года Пушкин общался с Шиллингом, наблюдал его открытия, собирался даже вместе с ним в Китай и, возможно, под этими впечатлениями и набросал строки “О сколько нам открытий чудных...”. Но все-таки непривычно - Пушкин и науки... Правда, друзья и знакомые свидетельствовали, что поэт регулярно читал в журналах “полезные статьи о науках естественных” и что “ни одно из таинств науки им не было забыто...”. Но в той тетради, где обнаружились “научные строки”, все остальное - о поэзии, истории, душе, литературе, деревне, любви и прочих вполне гуманитарных предметах. Таким был век. Вслед за Шатобрианом принято было считать, что "природа, исключая некоторых математиков-изобретателей... осудила их [то есть всех остальных представителей точных наук] на мрачную неизвестность, и даже сии самые гении изобретатели угрожаются забвением, если историк не оповестит о них миру. Архимед обязан своей славою Полибию, Ньютон - Вольтеру... Поэт с несколькими стихами уже не умирает для потомства... Ученый же, едва известный в продолжение жизни, уже совершенно забыт на другой день смерти своей...”Как известно по воспоминаниям одноклассников Пушкина по Царскосельскому лицею, “математике... вообще сколько-нибудь учились только в первые три года; после, при переходе в высшие ее области, она смертельно всем надоела, и на лекциях Карцева каждый обыкновенно занимался чем-нибудь посторонним... Во всем математическом классе шел за лекциями и знал, что преподавалось, один только Вальховский”.Что же важного мог сказать Пушкин о науке? По-видимому, не более, но и не менее того, что смог сказать о Моцарте и Сальери, не умея музицировать,или о Скупом, никогда скупым не числясь... Стихи “О сколько нам открытий чудных...” остались незаконченными. Быть может, наука, которая только еще “начиналась”, не открылась поэту до конца. А может быть, Пушкина попросту что-то отвлекло, он отправил замысел “отлежаться”, чтобы позднее вернуться к нему - и не вернулся... Меж тем уж начинались 1830-е годы, а вместе с ними в пушкинскую биографию вплетается одна история, странная, смешная и поучительная, которую именно сейчас настало время рассказать. С виду почти ничего в ней нет общего с теми рассуждениями о науке и искусстве, о которых только что велась речь. Но внутренне, глубоко эта связь имеется, а поскольку история, которую мы собираемся рассказать, не совсем “серьезная”, это, вероятно, как раз поможет нам в делах самых серьезных. Итак - история о “медной и негодной”... МЕДНАЯ И НЕГОДНАЯ “Генерал.Несколько позже Пушкин признается: “Сношения мои с правительством подобны вешней погоде: поминутно то дождь, то солнце”. И если уж держаться этого сравнения, так солнце сильнее всего пригревало весной 1830 года. В самом деле, в 1828-м поэт всего четыре раза обращался ко второй персоне государства (и через ее посредство - к первой); в 1829-м - еще меньше: выговор от царя и шефа жандармов - и ответ виновного; с января же по май 1830-го сохранилось семь писем Пушкина к шефу и пять ответов Бенкендорфа. Как раз за полтора месяца до письма насчет “колоссальной статуи” солнышко стояло чуть ли не в зените. Пушкин: “Я женюсь на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно, видели в Москве. Я получил ее согласие и согласие ее матери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства. Что касается состояния, то я мог ответить, что оно достаточно, благодаря его величеству, который дал мне возможность достойно жить своим трудом. Относительно же моего положения, я не мог скрыть, что оно ложно и сомнительно...”Поскольку генерал Бенкендорф позволяет считать его просто генералом Бенкендорфом, Пушкин, кажется, единственный раз пользуется этим правом и позволяет себе некоторую шутливость в письме, адресованном (по классификации Гоголя) лицу не просто значительному, но особе значительнейшей. И Бенкендорф небось улыбнулся, прочитав: “кроме государя, разве только его покойная августейшая бабка могла бы вывести из затруднения...” И августейший внук, наверное, хохотнул. Снисходительная насмешливость трех просвещенных людей над суетливым старичком из прошлого столетия (“старинные люди, батюшка!” ), над его счетами с покойной императрицей и ее медно-уродливой копией: геройский отказ от 40000, что давали за статую, но притом августейшая неподкупная бабка давно заключена в подвале, - но притом ею жертвуют во благо внучки, но притом 80-летний “без всяких средств” владелец еще надеется воздвигнуть другой памятник, но притом, наверное, помнит, что лет за тридцать до его рождения не то что переплавка - нечаянное падение в грязь монеты с августейшим изображением награждалось кнутом и Сибирью. Смеются просвещенные люди. Александр Сергеевич играет щекотливыми сравнениями: дед Гончаров - внучка Гончарова; бабка (и статуя) Екатерина - внук бабки (Николай I). Поэт, наверное, вспоминает недавнюю свою поездку на Полотняный Завод близ Калуги, где состоялось примечательное знакомство с дедушкой и неповторимая беседа насчет царской бабушки. Не услыхатьнам, к сожалению, того разговора и пушкинских реплик при появлении медной императрицы. Позже напишет об одном приятеле, вздумавшем посетить дедушку: “Воображаю его в Заводах tete-a-tete с глухим стариком. Известие насмешило нас досыта”. Шеф, смеясь, продолжает за поэтом тот надзор, который - “никогда никакой полиции...” (недавно открылось, что формально тайный надзор за Пушкиным был отменен... в 1875 году, через 38 лет после гибели. Просто забыли вовремя распорядиться!). Государь, смеясь, не замечает просьбы, не очень уж прячущейся посреди пушкинской шутки: если деньги для свадьбы нужно добывать переплавкой бронзовой статуи, не проще ли велеть Бенкендорфу или еще кому-то - выдать нужную сумму, что часто делалось и по тогдашним моральным правилам было вполне благопристойным? Царь не заметил, но вообще - благосклонен... 40 000 - эта сумма уладила бы дело на первое время. У Натальи Николаевны нету приданого, Пушкину на приданое наплевать, но Гончаровы ни за что не объявят одну из своих бесприданницей; и Пушкин рад бы одолжить им круглую сумму, тысяч десять “выкупа”, чтобы эти деньги к нему вернулись (или не вернулись) в виде приданого; рад бы, да сам гол - и надо срочно достать тысяч сорок на обзаведение. бумага № 2056. “Милостивый государь Так началась история, в наши дни приобретающая все большую популярность. Драматург Леонид Зорин вынес “Медную бабушку” в заглавие своей интересной пьесы о Пушкине, поставленной во МХАТе. Исследователь В. Рогов находит о “бабушке” интересные подробности в архиве... Разбогатевшая династия недавних посадских, позже миллионеров-заводчиков и новых дворян Гончаровых. Престарелый основатель династии Афанасий Абрамович (“прапрадедушка”) падает ниц перед посетившей заводы Екатериной II. “Встань, старичок”, - улыбаясь, сказала она. Хозяин: “Я перед вашим величеством не старичок, а семнадцати лет молодчик”. Вскоре Гончаровы заказывают статую императрицы; в 1782 году - том самом, что выбит на другом медном памятнике, поставленном Петру Первому Екатериной Второй. Может быть, это совпадение и не случайно: матушка отдает почести Петру, но кто же ей отдаст? Пока отливали, везли монумент - из Берлина в Калугу, - Екатерина II успела умереть, и новый владелец Афанасий Николаевич - в ту пору юный, горячий, но уже старший в роду и полный хозяин, - Афанасий Николаевич заставил статую скрываться в подвалах от гнева матерененавистника Павла I. Еще через пять лет, когда на престоле появляется любимый бабушкин внук Александр, вокруг медной фигуры происходит третье “политическое движение”: Афанасий Гончаров просит разрешения воздвигнуть ее в своих пределах, получает высочайшее согласие, и... и затем лет тридцать - все правление Александра и первые годы Николая - был недосуг освободить из подземелья павловскую узницу: лояльность проявлена, в Петербурге знают про то, что в Калуге чтут августейшую бабку, - и довольно. В четвертый раз статую пробуждает уже не высокая политика, а низкий быт: денег нет! Сохранились колоритные отрывки “гончаровской хроники” - писем, дневников, воспоминаний за те годы, что бабушка ждет своего часа... 300 человек дворни; оркестр из 30-40 музыкантов; оранжерея с ананасами; один из лучших в России охотничьих выездов (огромные лесные походы по нескольку недель); третий этаж барского дома - для фавориток; народная память - “пышно жил и хороший господин был, милостивый...”. Но вот - баланс удовольствий и потерь: “решенный брак его внучки застал его врасплох без всяких средств”. За Афанасием Николаевичем полтора миллиона долга. Сохранился черновик того пушкинского послания, с которого началось наше повествование. Самое интересное отличие его от окончательного текста - цена: “торговцы медью предлагали за нее 50000”, - начал Пушкин, но потом поправил - “40000”, - очевидно проявив должный скептицизм к смелым воспоминаниям деда (дальше мы увидим, почем были статуи в 1830-1840 годах!). Сорок тысяч - “Подумайте, вы стары; жить вам уж недолго, - я готов взять грех ваш на свою душу. Откройте мне только Вашу тайну. Подумайте, что счастие человека находится в ваших руках; что не только я, но дети мои, внуки и правнуки благословят вашу память и будут ее чтить, как святыню.Трех карт не было. Денегне было. В сочинениях и письмах Пушкина - целая энциклопедия денежных забот: попытки свести концы с концами, жить своим трудом, построить свой маленький дом, “храм, крепость независимости”. Его дело - рифмы, строфы; однако среди них - презренной прозой, легким смехом, эпистолярным проклятием, нудным рефреном: “Приданое, черт его подери!”Первое письмо о медной статуе - 29 мая 1830 года, а примерно неделей раньше - другу, историку Михаилу Погодину: “Сделайте одолжение, скажите, могу ли надеяться к 30 мая иметь 5000 р. на год по 10 процентов или на 6 мес. по 5 процентов. - Что четвертое действие?”Последняя фраза не о деньгах - о вдохновении, новой пьесе приятеля. Но разве потолкуешь о четвертом действии при таких обстоятельствах? Через день-два: “Сделайте божескую милость, помогите. К воскресенью мне деньги нужны непременно,а на вас вся моя надежда”.В тот же день, что и Бенкендорфу, 29 мая, - еще раз Погодину: “Выручите, если возможно - а я за вас буду бога молить с женой и с малыми детушками. Завтра увижу ли Вас и нет ли чего готового? (в Трагедии, понимается)”.А уж в следующие недели-месяцы непрерывно. Погодину: “Две тысячи лучше одной, суббота лучше понедельника...”.Погодину: “Слава в вышних богу, и на земле Вам, любезный и почтенный! Ваши 1800 р. ассигнациями получил с благодарностью, а прочие чем вы скорее достанете, тем меня более одолжите”.Погодину: “Чувствую, что я вам надоедаю, да делать нечего. Скажите, сделайте одолжение, когда именно могу надеяться получить остальную сумму”.Погодину: “Сердечно благодарю Вас, любезный Михаиле Петрович, заемное письмо получите на днях. Как Вам кажется Письмо Чаадаева? И когда увижу Вас?”Последняя фраза - снова прорыв к возвышенному: обсуждается “Философическое письмо” Чаадаева. Денежные призраки причудливо - иногда поэтически, порою зловеще - соединяются с другими. Умирает дядя Василий Львович: “Хлопоты по сему печальному случаю расстроили опять мои обстоятельства. Не успел я выйти из долга, как опять принужден был задолжать”.В Москве холера, и любезнейшему другу Нащокину посылается пушкинский приказ, “чтоб непременно был жив”: “Во-первых, потому что он мне должен; 2) потому что я надеюсь быть ему должен; 3) что если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, т.е. умного и дружеского”.“Золотые ворота” будущего дома-крепости воздвигаются туго, меж тем издалека раздается дружеский, но притом ревнивый, предостерегающий женский голос: “Я боюсь за вас: меня страшит прозаическая сторона брака! Кроме того, я всегда считала, что гению придают силы лишь полная независимость, и развитию его способствует ряд несчастий, - что полное счастие, прочное, продолжительное и, в конце концов, немного однообразное, убивает способности, прибавляет жиру и превращает скорее в человека средней руки, чем в великого поэта! И может быть именно это - после личной боли - поразило меня больше всего в первый момент...”Влюбленная, оставленная Елизавета Хитрово бросает вызов: счастье убивает великого поэта. Пушкин отвечает так, как полагается отвечать даме на подобное послание: “Что касается моей женитьбы, то ваши соображения по этому поводу были бы совершенно справедливыми, если бы вы менее поэтически судили обо мне самом. Дело в том, что я человек средней руки и ничего не имею против того, чтобы прибавлять жиру и быть счастливым - первое легче второго”.При всей светской полировке ответа собеседнице все же замечено, что “прибавление жира” и “прибавление счастия” - вещи различные. “Ах, что за проклятая штука счастье!.." Другой даме, более искренней и бескорыстной, чуть позже напишет: “Мы сочувствуем несчастным из своеобразного эгоизма: мы видим что, в сущности, не мы одни несчастны.Старым друзьям, впрочем, в те дни написано: Старые друзья норовят обратить “атеиста счастья” - в верующего, и чего стоит хотя бы ободрение дядюшки Василия Львовича, посланное едва ли не за месяц до его кончины:“Сказывал ты Катерине Андреевне [Карамзиной] о моей помолвке? Я уверен в ее участии - но передай мне ее слова - они нужны моему сердцу, и теперь не совсем счастливому”.Плетневу:“Баратынский говорит, что в женихах счастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим”.Плетневу:“Если я и не несчастлив, - по крайней мере не счастлив”. “Милый Пушкин, поздравляю тебя, наконец ты образумился и вступаешь в порядочные люди. Желаю тебе быть столько же счастливым, сколько я теперь”.Дельвигу еще отпущено счастья и жизни ровно на восемь месяцев. Пир и чума приближаются. “Вот письмо от Афанасия Николаевича... Вы не можете себе представить, в какое оно ставит меня затруднительное положение. Он получит разрешение, которого так добивается... Хуже всего то, что я предвижу новые отсрочки, это поистине может вывести из терпения. Я мало бываю в свете. Вас ждут там с нетерпением. Прекрасные дамы просят меня показать Ваш портрет и не могут простить мне, что у меня его нет. Я утешаюсь тем, что часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на вас как две капли воды; я бы купил ее, если бы она не стоила 40 000 рублей. Афанасию Николаевичу следовало бы выменять на нее негодную Бабушку, раз до сих пор ему не удалось ее перелить. Серьезно, я опасаюсь, что это задержит нашу свадьбу, если только Наталья Ивановна * не согласится поручить мне заботы о вашем приданом. Ангел мой, постарайтесь, пожалуйста”. Бронзовая царица, еще не выйдя из подвала, обрастает характером. От нее зависит счастье молодых, но она упорствует, не отдает сорока тысяч, негодная, - ревнует к белокурой мадонне.* Наталья Ивановна - мать Натальи Николаевны Гончаровой. На расстоянии 800 верст друг от друга творение берлинского мастера Вильгельма Христиана Мейера (“бабушка”) и работа кисти итальянца Перуджино (мадонна) соучаствуют в судьбе поэта Пушкина, который смеется, ворчит - но оживляет, оживляет холст и бронзу. Кстати о металлах... При всей разнице меди и бронзы (то есть сплава
меди и олова) - разнице, влиявшей на целые тысячелетия древних цивилизаций
(медный век - совсем не то, что бронзовый!), - для Пушкина и его читателей
(из “века железного”) тут нет особой разницы:
“Медь”, “медный” - эти слова Пушкин любил. В сочинениях - 34 раза, чуть меньше, чем “железо” (40 раз); медь - звонкая, громкая, сияющая (“медными хвалами Екатерининских орлов”, “сиянье шапок этих медных”, “и пушек медных светлый строй” ); но есть и медный лоб Фиглярина, и “медная Венера” - Аграфена Закревская, то есть монументальная женщина-статуя.* * Уже закончив книгу и подготавливая ее к печати, я познакомился с интересным исследованием Л. Ереминой, где доказывалось, что, как ни разнообразно употребление Пушкиным слова медный , все же по сравнению с бронзой это некоторое “уничижение”, и поэт знал, что делал, когда заменял более благородную бронзу менее поэтической медью. Наблюдение очень интересное и требующее новых размышлений...Меж тем, отбирая лучшие металлы и сплавы для эпитетов, поэт имеет перед собой уж по крайней мере трех бабушек: Ненастоящую, “ту, что из бронзы”... Настоящую, царскую - Екатерину Вторую, до которой скоро дойдет черед в “Истории Пугачева”, “Капитанской дочке”, статьях о Радищеве. Настоящую, гончаровскую: не ту, разведенную жену деда Афанасия (удравшую с Заводов от мужнина разврата еще двадцать лет назад, сдвинувшуюся с ума, но все проклинающую “дурака Афоню”), - имеем в виду бабушку петербургскую по материнской линии, да какую! Наталья Кирилловна Загряжская, 83-летняя (впрочем, и Пушкина переживет), помнящая, и довольно хорошо, императрицу Елисавету Петровну, Петра III, Орловых. “Надо вам рассказать о моем визите к Наталье Кирилловне: приезжаю, обо мне докладывают, она принимает меня за своим туалетом, как очень хорошенькая женщина прошлого столетия.Через три года, в “Пиковой даме”: “Графиня... сохраняла все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов * и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад”. Через пять лет будут записаны разговоры Загряжской о тех временах, когда “дамы играли в фараон”, когда в Версале приглашали au jeu de la Reine * и когда покойные дедушки доказывали бабушкам, что “в полгода они издержали полмиллиона, что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской”.* Пушкин подразумевает 70-е годы XVIII века. * Игра королевы (франц. ).А.А. Ахматова запишет: “...По указанию самого Пушкина, старая графиня в “Пиковой даме” - кн. Голицына (а по нашему мнению Загряжская)”.Много событий, надежд, бабушек... Москва, Петербург, Полотняный Завод, вести из Парижа о революции, свержение Бурбонов, некое веселое безумство - особое предболдинское лето 1830 года. Вяземский докладывает жене из столицы: “Здесь находят, что [Пушкин] очень весел и вообще натурален. Хорошо, если пришлось бы мне с ним возвратиться в Москву”.А Пушкину хочется как раз в Петербург, ибо в Москве тихо, нудно. “И среди этих-то оранг-утанов я осужден жить в самое интересное время нашего века!.. Женитьба моя откладывается еще на полтора месяца, и бог знает, когда я смогу вернуться в Петербург”.Однако бронзовая дама и заводской дедушка все денег не дают, и путь к свадьбе лежит через Болдино, а меж тем подступает время, в которое будет “обделывать выгодные дела” другой герой, сосед Гончаровых по Никитской улице гробовщик Адриан... *** Из Болдина - невесте: “Сейчас же напишу Афанасию Николаевичу. Он, с вашего позволения, может вывести из терпения”.Через месяц: “Что дедушка с его медной бабушкой? Оба живы и здоровы, не правда ли?”Плетневу: “Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал”.Наконец, дедушке Гончарову: “Милостивый государь дедушкаСреди холеры, бездорожья, паники, гениальных стихов и прозы, ожидания счастья или разрыва - Бабушка, признающаяся вдруг, что не стоит сорока тысяч: это ведь какой символ! Да и с самого начала, кажется, - обман: В. Рогов нашел, что прадедушка Гончаров заплатил скульптору 4000; “порядок цен” отсюда уж виден - четыре, семь, от силы десять тысяч! а что касается дедушкиных сорока, пятидесяти, ста тысяч - так ведь не может бывший миллионер признаться в постыдной дешевизне: это как новые перчатки, которые порою покупают вместо обеда... Вместо сорокатысячной бабушки - 38 000 за Болдино: “горюхинские” земли и души бедны, малодоходны, и между последними главами Онегина, Маленькими трагедиями, Повестями Белкина за тем же болдинским столом, на той же бумаге доверяется крепостному писарю Кирееву сделать то и се, чтобы 200 душ заложить и получить: “...заложил я моих 200 душ, взял 38000 - и вот им распределение: 11000 еще, которая непременно хотела, чтоб ее дочь была с приданым - пиши пропало. 10000 - Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17000на обзаведение и житие годичное”.Эти деньги - ненадолго, однако любезнейшее предложение дедушки, чтобы сам Александр Сергеевич сторговал Бабушку московским заводчикам, отклоняется. Вместо выхода с заводской императрицей Екатериной Алексеевной Пушкин предпочитает показаться с горюхинским помещиком Иваном Петровичем Белкиным. “Делать нечего; придется печатать мои повести.Перешлю на второй неделе, а к святой и тиснем”.С Бабушкой - прощание, у дедушки - прощение. “Не хвалюсь и не жалуюсь - ибо женка моя прелесть не по одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать”.Пора, мой друг, пора... “Я женат - и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется я переродился”.Прочь от московских тетушек, бабушек, долгов, закладов, оранг-утанов - везде дурно, но... Я предпочитаю скучать по-другому... Вот уж и вещи погружены, а вослед несутся запоздалые посулы Афанасия Гончарова: “Аще обстоятельства мои поправятся и примут лучший оборот...” Притом из Полотняного Завода старому греховоднику кажется, будто Александр Сергеевич, если хорошенько попросит министра финансов, Бенкендорфа, государя, то сразу пожалуют новые льготы, дадут денег, и, кажется, ни один подданный российского императора не представлял придворные связи Александра Пушкина столь сильными, как экс-миллионер из-под Калуги. Но от столицы в холерное, военное, бунтовское лето 1831 года до заводских подвалов совсем далеко: “Дедушка и теща отмалчиваются и рады, что бог послал их Ташеньке муженька такого смирного”.Меж тем времена все печальнее, обстоятельства все серьезнее. Пушкины ждут первого ребенка, и после недолгого перерыва в письмах поэта появляются старые мотивы - “денег нет, нам не до праздников” - и тысячи, десятки тысяч долга. О старом приятеле Михаиле Судиенке сообщает жене: “У него 125 000 доходу, а у нас, мой ангел, это впереди”.И тут-то, в начале пасмурных дней, нелюбезный призрак является опять. *** Пушкин - Бенкендорфу: “Генерал,Дело простое: дедушка собирается умирать (и через два месяца умрет). Долга полтора миллиона. А тут - светский разговор, очевидно недавно состоявшийся у Пушкина с шефом жандармов: продолжение тех старинных улыбок-шуток насчет разрешения на переплавку, “в чем разве что сама императрица могла бы помочь”. Так и угадываем вопрос шефа насчет статуи; может быть, вызванный пушкинскими намеками на небольшое жалованье, просьбами об издании журнала. “Ваше превосходительство... подали мне надежду, что ее могло бы купить у меня правительство”.И дедушка расстается с Бабушкой. На нескольких телегах - при соответствующем эскорте - монумент перемещается из-под Калуги во двор одного из петербургских домов. “Императрица в римском военном панцире, с малой короной на голове, в длинном, широком платье, с поясом для меча; в длинной тоге, падающей с левого плеча; с приподнятой левой рукой и правой, опирающейся на низкий, находящийся подле налой, на котором лежит развернутая книга законов, ею изданных, и на книге медали, знаменующие великие ее дела”.На этот раз письмо к Бенкендорфу совершенно деловое и дипломатическое. Дипломатия первая - будто Пушкин прежде статуи не наблюдал и только теперь увидел ее. Может, и так, хотя при встрече два года назад в Заводах, - неужели дедушка не похвалялся перед женихом внучки своею бронзовой благодетельницей? И неужто жених отказался от столь причудливого зрелища, как Великая Бабушка в подвале? Если Пушкин и впрямь не видел ее прежде, - значит, сказанные два года назад слова о колоссальной и уродливой статуе поэт заимствовал от самого дедушки, и это придает всей старой истории с доставкой монумента из Берлина в замок Гончаровых особенную веселость (заказывали, смотрели рисунки, платили - и приобрели, по их же мнению, “колоссальную уродину”!). Дипломатия вторая - сто тысяч, уплаченных некогда за Матушку-Бабушку: вероятно, легендарное число, легко сочиненное дедушкой, столь же легко превратившееся в 40000 и затем упавшее еще в шесть раз... Пушкин, впрочем, вряд ли мог различить истину, и кто мог сказать, почем была статуя в 1782-м и насколько подешевела за полстолетия? Дипломатия третья - образ Екатерины. Памятника царице в Петербурге нет (тот, что теперь на Невском проспекте, поставят через полвека). Два памятника Петру спорят: “Петру Первому - Екатерина Вторая. 1782”, и у Михайловского замка: “Прадеду - правнук. 1800” (подчеркнутое Павлом прямое родство: что по сравнению с этим право Екатерины, кто она Петру?). Но тут уж возникают деликатнейшие обстоятельства. Разумеется, официально, внешне Николай I чтит августейшую бабушку, а верноподданный Александр Пушкин ласков к прежней царице; даже бросает в письме неявный, но хорошо заметный упрек: кругом в столице различные “учреждения, основанные императрицей”; в Царском Селе - с лицейских дней знакомые мраморные герои XVIII века, “екатерининские орлы” (и среди них двоюродный дед Иван Ганнибал), саму же царицу как-то обошли. Однако формула придворного политеса - шелуха: каково зерно, что на самом деле? И как ни утилитарна цель - получить деньги, поправить дела за счет статуи, - но ведь сама собою возникает тема памятника... Как раз в эти самые месяцы 1832 года екатерининское время все сильнее вторгается в бумаги, важные размышления Пушкина (история Суворова, плавно и замаскированно превращающаяся в историю Пугачева; радищевские мотивы). Статуя, медная бабушка, - конечно, случайное совпадение, эпизод - но эпизод “к слову”, “к делу”. И если уж добираться до сути, то надо сказать вот что: Николай I бабушку (не медную, конечно, свою) недолюбливает; членам фамилии, даже наследнику, не разрешает читать ее скандальные воспоминания - “позорила род!”*. * У Пушкина, кстати, был список этого сверхзапретного, откровенно циничного документа, и поэт давал читать великой княгине Елене Павловне, жене царского брата, и она “сходит от них с ума”, а когда Пушкин погибнет, в списке принадлежавших ему манускриптов царь увидит записки Екатерины II и напишет: “Ко мне”, изымет, конфискует.Прежний царь, Александр I, по официальной и даже принятой в царской семье терминологии - “наш ангел”; но внутренне, про себя, Николай считает, что старший брат виновник, “распуститель”, вызвавший и не остановивший в зародыше мятеж 14 декабря... Александр I в противовес отцу, Павлу, обычно и постоянно соединялся, сопрягался в словах-мыслях с бабушкой: Александр - Екатерина; либеральный внук - просвещенная бабка. Николай I бабки не знал (она его приняла при родах и через четыре месяца умерла). Он куда более интересуется отцом, Павлом (которого, впрочем, тоже не помнит), - ищет в нем романтические, рыцарственные корни... Но что же Пушкин думает о старой царице? Просто и быстро не сказать, но, если попробуем, заметим постоянную двойственность: Екатерина давала послабления (по сравнению с Бироном и другими зловещими персонами на престоле или у трона); она поощряла просвещение: Это в вольном, бесцензурном “Послании цензору”. И примерно тогда же (1822) - в другом вольном сочинении: “Но со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия - и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России”.Чуть позже в незаконченных озорных стихах поэту “жаль великия жены”, которая жила Тут взгляд насмешливый, который постоянно состязается с воззрением серьезным. Мало того, настоящая оценка, кажется, и невозможна без насмешливой приправы. И медная бабушка из погреба - неплохой ведь повод; фигура эта так естественно укладывается в прежние шутки, дифирамбы и дерзости “великой жене”, будто Пушкин знал о ней еще лет десять назад. И если даже с Бенкендорфом и царем на сей предмет можно слегка поерничать, то уж друзья и приятели, верно, не стеснялись: “Поздравляю милую и прелестную жену твою с подарком и тяжеловесным... Иметь наушницей Екатерину Великую - шутка ли? Мысль о покупке статуи еще не совершенно во мне созрела, и я думаю и тебе не к спеху продавать ее, она корма не просит, а между тем мои дела поправятся, и я более буду в состоянии слушаться своих прихотей.Знаменитый острослов Иван (“Ишка”) Мятлев, автор знаменитой в свое время пародийной поэмы “Мадам Курдюкова”, так и сыплет каламбурами: baise maine целование руки, придворный этикет, и безмен * - весы, предмет торговый; между прочим, цитируется и пушкинская “речь”, произнесенная, видно, при совместном осмотре статуи: “Я продам тебе по весу Екатерину” (и, кажется, добавлено, что из нее можно колокола лить). * Оба слова, русское и французское, произносятся почти одинаково.Итак, Екатерину - по весу (опять каламбур: “по весу” и “повеса”), и в то же время это статуя, которой “недостает среди памятников” либо в столице, либо в Царском Селе. Шутки-прибаутки, “раздвоение” истории на “важную” и смешную. К тому же вопрос о памятнике - овеществленной памяти - Пушкину вообще с годами все интереснее. Кому памятник? Что помнить? Больше всего размышлений, конечно, - о другом медном памятнике. Еще
в “Полтаве”, четырьмя годами раньше, было сказано:
Бешено скачущий Петр-боец, преследователь, заставляющий поэта остановиться, задуматься, обеспокоиться, испугаться: И где опустишь ты копыта? Но на пути из петровских времен в пушкинские - большой “век Екатерины”, которого не миновать. Именно в “год медной бабушки” началось пушкинское путешествие из Петербурга к Радищеву, Пугачеву, мятежам времен Екатерины, без которых ни бабушки, ни ее времени не понять. К “двоящейся” бабушке поэт теперь, кажется, снисходительнее, чем лет десять назад; он внимательнее присматривается к некоторым серьезным чертам ее времени, отзывается несколько лучше; по-прежнему ее вполне можно “продать по весу”, и в то же время “эта прекрасная статуя должна занять подобающее ей место”. *** “В полученной от г-на заслуженного ректора Мартоса, академиков Гальберга и Орловского Записке заключается следующее. Огромность сей статуи, отливка оной и тщательная обработка, или чеканка оной во всех частях, не говоря уже о важности лица изображаемого, и, следовательно, о достоинстве произведения, как монументального, которое непростительно было бы употребить для другого какого-либо назначения, заслуживает внимания Правительства; что же касается до цены статуи 25 тыс. рублей, то мы находим ее слишком умеренной, ибо одного металла, полагать можно, имеется в ней, по крайней мере, на двенадцать тысяч рублей и, если бы теперь заказать сделать таковую статую, то она конечно обошлась бы в три или четыре раза дороже цены, просимой г. Пушкиным. При сем мы должны по всей справедливости объявить, что произведение сие не чуждо некоторых видимых недостатков по отношению сочинителя рисунка и стиля; впрочем, если взять в соображение век, в который статуя сия сделана, то она вовсе не может почесться слабейшим из произведений в то время в Берлине”.Памятники имеют свою судьбу. Сам академик и заслуженный ректор Мартос, рассуждавший о бронзовой Екатерине, прежде поставил свой знаменитый памятник Минину и Пожарскому на Красной площади благодаря несколько странному обстоятельству. Послу Сардинского королевства графу Жозефу де Местру царь прислал разные проекты памятника двум историческим лицам, о которых иностранец, по его собственному признанию, не слыхал ничего. Граф де Местр, столь же блестящий стилист и острослов, как и реакционнейший католический мыслитель, знал толк в изящных искусствах и отдал свой голос лучшему... Ныне же, много лет спустя, сам Мартос вместе с двумя коллегами решает судьбу творения давно умерших немецких мастеров. Фраза из отзыва академиков - “если взять в соображение век, в который статуя сия сделана” - не оставит нас, обитателей XX века, равнодушными: вот как хорош и крепок был тот век, XIX, - устойчивость, добротность, незыблемость, разумная вера в прогресс! Мы-то, близ 2000 года, сомневаемся, что при оценке произведения надо делать скидку на “век, в который оно сделано”, спорим, идет ли искусство вперед или движется по каким-то хитрым спиралям. Где искусство совершеннее - в скульптурах Родена или в портрете Нефертити? В сверхсовременном городе Бразилиа или в Акрополе? Понятно, Мартос констатировал устарелость, немодность немецкой статуи – такое заключение делали и будут делать в любом веке; но вряд ли самый авторитетный мэтр, оценив сегодня недостатки представленного на отзыв творения, прибавил бы в своем заключении наивное, незыблемое, само собой разумеющееся - “если взять в соображение век...”. Впрочем, не эта ли фраза остановила перо министра финансов, рачительного немца Егора Францевича Канкрина, которому удавалось сводить без дефицита даже крепостнический бюджет николаевской России; или - в скрытом виде проскользнуло неблаговоление августейшего внука к августейшей бабушке - и “подобающего места” для Екатерины II в этом царствовании не предвиделось? “Но со временем история оценит влияние ее царствования на нравы...” “...покаместь буду жаться понемногу. Мою статую еще я не продал, но продам во что бы то ни стало. К лету будут у меня хлопоты”.Наталья Николаевна Пушкина - министру двора (Александру Сергеевичу неловко еще раз самому писать, но с деньгами так худо, что приходится использовать последний шанс; со времени появления медной бабушки в Петербурге Пушкины, между прочим, уже успели сменить квартиру, потом переедут еще и еще, оставляя монумент украшением двора близ дома Алымовых на Фурштатской улице): “Князь,Министр - Наталье Николаевне: “Петербург, 25 февраля 1833.Мятлев: “Статуя... корма не просит”.Он же через год: “Бумаги мои готовы и тебя ожидают - когда ты прикажешь, мыза дело примемся. Готовы в мыслях и образцовые поминки - но и ты не можешь ли чем покормить душу, нет ли второго тома Храповицкого? нет ли чего-нибудь столь же интересного? нет ли чего-нибудь великой жены? - Ожидаю твоего ордера”.“Ишка Петрович” статуи не купил, но в виде компенсации поставляет Пушкину кое-какие материалы о Пугачеве, екатерининском времени и ожидает чего-нибудь “столь же интересного” про “великую жену” (опять намек на пушкинские озорные строки “мне жаль великия жены” ). Не один Мятлев, многие ждут, что Пушкин вылепит, выльет свой памятник царице; чувствительный историк и журналист Павел Петрович Свиньин уж убежден, что памятник будет золотым: “Воображаю, сколь любопытно будет обозрение великой царицы, нашего золотого века, или, лучше сказать, мифологического царствования под пером вашим! Право, этот предмет достоин вашего таланта и трудов”.Пушкин тоже иногда воображает себя скульптором, металлургом и вдруг пишет жене: “Ты спрашиваешь меня о «Петре»? Идет помаленьку; скопляю матерьялы - привожу в порядок - и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок”.Это написано 29 мая 1834 года, ровно через четыре года после первого явления медной бабушки. За несколько месяцев до этих строк - вторая Болдинская осень. Сочинен и запрещен “Медный всадник” (Пушкин запишет - “убытки и неприятности” ). Сочинена и выдана в печать еще бабушка - “Пиковая дама”. Новый подступ и приступ к “мощному властелину судьбы”, для чего нужно погрузиться в архивы. Но архивы и Петр Великий едва не ускользают: Пушкин едва не порывает с дворцом, где охотно читают его перехваченные письма к жене. Перед строками о “медном памятнике”, в том же письме от 29 мая 1834 года, были такие: “Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? Что мне весело в нем жить между пасквилями и доносами?”Но все же задумаемся над только что приведенными строками о Петре: “памятник... которого нельзя будет перетаскивать...” Шутка нам не совсем понятна, но Пушкина-Гончарова, наверное, легко догадалась, потому что Александр Сергеевич не затруднял ее сложными историко-литературными рассуждениями и если так, написал про медный памятник, - очевидно, это отзвук каких-то разговоров, шуток, им обоим понятных. “Медный всадник” уж почти год, как закончен, но разве, прочитав строчки
из письма о памятнике, “с площади на площадь, из переулка в переулок”,
разве не вспомним -
Всадник медноскачущий, но пока запрещенный... Есть и другой медный памятник, высотою в 4,5 аршина; это ее, медную и негодную, пока стоящую в неподвижности на Фурштатской, ее прежде перетаскивали из одной губернии в другую и сейчас, может быть, удастся - “с площади на площадь, с переулка в переулок”. Два медных исполина, которых при всей огромной разнице их назначения “перетаскивают”, двигают или должны переместить, но к ним в ряд, может быть, пожалует еще один пращур, которого “нельзя будет перетаскивать”: Петр - в “Истории Петра”... Не занимать воображения поэту: пожелал - и являются сотни российских
и иностранных героев -
Но воля стихотворца сильнее наполеоновской и тамерлановской: захочет – и в дело пойдут призраки, сколько угодно! Статуя Командора двинулась осенью 1830-го. Медный всадник помчался осенью 1833-го. Пиковая бабушка - тогда же. И в сказках чего только не происходит - бес, золотой петушок, лебедь белая, золотая рыбка, - но мы не о сказках: о настоящих живых призраках. Время, что ли, такое? У Гоголя оживает Портрет; Нос разгуливает по столице; Венера Илльская душит неосмотрительного молодца в повести Проспера Мериме. Время - какое? “Романтический пик” миновал. В XVIII-начале XIX века привидения, духи, статуи оживали легко и обыкновенно (впрочем, пародии на таинственные, романтические происшествия также были довольно распространены). Литературе прошедших, допушкинских времен “по части мистической” - насчет духов, привидений - разрешалось немало. Теперь же читатель открывал, к примеру, “Пиковую Даму”. После заглавия следует эпиграф ко всей повести: “Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. «Новейшая гадательная книга»”. Первый взгляд: в эпиграфе ничего особенного, иллюстрация к тому, что далее произойдет - тройка, семерка, дама, ее недоброжелательность к герою... Второй же взгляд задержится на слове “новейшая” : новейшая гадательная книга, то есть только что выпущенная столичной типографией, “последнее слово”... Пушкин не навязывает мысли - только быстрая усмешка, которую мы вольны заметить или не заметить, - но какая нагрузка на слове “новейшая”! “Новейшая” - значит, лучшая, умнейшая, совершеннейшая - или отнюдь нет? Примета “дремучей старины” - дама пик и ее угрозы - вдруг снабжается суперсовременной этикеткой. Это примерно то же самое, как если бы в наши дни существование привидений и демонов обосновывалось ссылками на новейшие труды по квантовой физике или кибернетике. Время “Пиковой дамы” - просвещенное... Но стал ли мир при этом умнее, свободнее или призраки его одолевают еще сильнее? Ведь если книга “новейшая”, - значит, перед нею были “новая”, “не очень новая”, “давняя”, “старинная”... Но главное - Гадательная книга выходила, выходит, будет выходить; рынок, потребность в ней есть. Все это, очевидно, нужно очень многим... Разумеется, Пушкин был далек от той задачи, которую современный лектор назвал бы “борьбой с суевериями”. Известно, что они ему самому не были чужды. Громадным, всеохватывающим умом он, может быть, пытается понять, отчего “чертовщина” притягивает лучших, просвещеннейших людей. Кстати заметим, что Германн - инженер, представитель одной из современнейших профессий... Вот сколько ассоциаций может явиться при медленном чтении одного эпиграфа; может... хотя все это не обязательно. Пушкин не настаивает: в конце концов, он создал повесть о Пиковой даме, и эпиграф к повести - тоже о ней, вот и все... Пушкин, Мериме... Да разве они мистики, творцы привидений и ужасов? Прямое овеществление духов и оживление монументов - все же это смешно, невозможно. Сами бы первые расхохотались... А ведь Медный всадник, Командор, Пиковая дама совсем не смешны. Как же быть? Тут нужно принести некоторые извинения. Во дворе дома на Фурштатской стоит бронзовая Екатерина, о которой Пушкин, наверное, вспоминает не часто, а если вспоминает, то при анекдоте или денежной прозе... Все так; но притом Бабушка, сопоставленная с очень важными и знаменитыми своими медными, каменными, бестелесными современниками и современницами - Бабушка начинает говорить в их хоре. Как встарь, от ветра, дующего в ноябре с Финского залива, вдруг, оказывается, ломается счастье, любовь, благо маленького человека; но не оттого ли, что некий Властелин судьбы решил когда-то - “здесь будет город заложен” ? Разные, чрезвычайно далекие, до срока невидимые обстоятельства сцепляются, определяют судьбу, - и “от судеб защиты нет”. Инженер Германн мог бы задуматься над тем, что еще до того, как он слышит рассказ Томского о трех картах, задолго даже до его рождения уже происходят важные для его жизни события: графиня-бабушка Анна Федотовна Томская, ее проигрыш, встреча с Сен-Жерменом - и, если бы у графини тогда не кончились деньги, если бы... если бы... (счастье - это великое “быть может” !), тогда на пути Германа не появились бы три карты, ничего бы не произошло; и если так, выходит, с ним играет судьба - нужно и ему сыграть с нею; хотя бы на краткое время, на миг стать Властелином судьбы, - как тот Всадник, как другой - “сей муж судьбы, сей странник бранный, пред кем унизились цари, сей всадник, папою венчанный” , - Наполеон ; и у бедного инженера уж замечен профиль Наполеона... Пушкинское воображение: оно порою задает нелегкие загадки читателю. Например, - “Пушкинские привидения”; их нет, и они есть. Герой должен сойти с ума (Евгений) или напиться пьяным (Германн), чтобы увидеть призрак, но герои сходят с ума, впадают в экстаз, внезапно заметив, ощутив жуткие неуловимые “линии судьбы”, которые, обрушиваясь на них, притом сплетаются в некую форму, фигуру: Всадника, Командора, Даму пик... И тут вдруг может показаться, что Медный всадник не Фальконетом, не городом, не государством поставлен, но - сам создал этот город, государство, наводнение. Медная Екатерина не старыми Гончаровыми привезена, спрятана, выдана, не семейством Пушкиных и их гостями осмотрена, обсуждена, но сама дьявольски своевольничает: прячется, выходит наружу, сулит большие деньги за свое медное тело, обманывает, издевается, преследует, продается - и не желает продаваться... Из города в город, по площадям, переулкам неотступно следует за новым своим любимцем, так много знающим про ее век и про ее врагов. Шутка, сказка... “Сказка ложь, да в ней намек”... Все это, надо полагать, имело для Пушкина косвенную, неявную, может быть, подсознательную связь с Бабушкой и ей подобными; глядя же на статую, Александр Сергеевич думал главным образом о том, как бы из ее меди добыть ассигнаций... *** Пушкин: “Если нас гонит граф Канкрин, то у нас остается граф Юрьев”.Из деловых бумаг: “Александр Сергеевич Пушкин - вексель на 9000 рублей, Наталья Николаевна Пушкина - вексель на 3900 рублей гвардейскому инвалиду № 1 роты господину прапорщику Василию Гавриловичу Юрьеву сроком по 1 февраля 1837 года”.Пушкин - Алымовой: “Милостивая государыняПоследнее письмо, как доказывает В. Рогов, относится примерно к тому же времени (осень 1836-го), когда “граф Юрьев” выдавал деньги поэту Пушкину; выдавал до 1 февраля, т.е. до срока, превышавшего тремя днями остаток жизни Александра Сергеевича. Медный всадник лежит в кабинете без права выхода. Медная дама стоит во дворе у Алымовых с правом на продажу, переплавку - что угодно; но, подобно своей пиковой современнице, в последний момент обманывает, подмигивает... Германн, как известно, поставил в первый раз, на тройку, 47 тысяч рублей (у Пушкина сохранился расчет: сначала он снабдил Германна 67 тысячами, но потом, вероятно, решил, что это многовато: ведь, судя по немецкой точности суммы - не 45, не 50, а именно 47 тысяч - видно, что Германн поставил весь свой капитал до копейки!). На второй карте, семерке, стояло уже 94 тысячи; на тузе - 188 тысяч. В случае успеха образовался бы капитал в 376 тысяч ассигнациями... Долг Александра Сергеевича в момент его смерти, долг друзьям, казне, книготорговцам, купцам, “графу Юрьеву” составлял 138 тысяч. За медную бабушку, по уверениям покойного Афанасия Николаевича, давали 100 тысяч. “Нам положительно известно, - сообщает сорок лет спустя многознающий пушкинист и историк Петр Бартенев, - что А.С. Пушкин продал заводчику Берду большую бронзовую статую Екатерины за три тысячи ассигнациями”. Очевидно, от Юрьева монумент отправился к Берду... Цена невелика, но примерно таков ведь был “порядок чисел” и тогда, когда дедушка грозился дать 40 тысяч, а давали семь... Апогей бессмыслицы, того петербургского туманного, зыбкого абсурда, который так хорошо чувствовали Гоголь, Достоевский: зачем-то медная статуя в каком-то дворе, зачем-то камер-юнкерский мундир, зачем-то вскрываются семейные письма - и еще выговор за ропот по этому поводу; зачем-то дана гигантская сила духа, мысли, творчества - и никогда не было так худо. Осенью 1836 года шестилетняя история отношений семьи Пушкина с медной императрицей завершается. Как завершается спустя несколько месяцев жизнь Александра Сергеевича. Для эпилога истории нельзя не отметить появления “Медного всадника” в первой посмертной книжке “Современника” (с изъятием некоторых мест). Что же касается другого бронзового исполина, то сохранившиеся сведения, как почти все, что связано с Пушкиным, приобретают значение, сильно выходящее за пределы простой хроники. Екатеринославские помещики братья Коростовцевы обнаруживают статую во дворе литейного завода Берда, среди всякого хлама и лома, назначенного в переплавку для литья барельефов Исаакиевского собора. Братьям приходит в голову мысль, что город Екатеринослав - подходящее место для императрицы. Оказалось, что Николай I, посещая завод в целях поощрения металлургии, приметил статую, “изволил ее осматривать, восхищался и находил большое сходство с подлинником” (то есть с известными ему портретами). Восхищение не вызвало желания купить - бабушка все в опале. Впрочем, Берд, почувствовав важных покупателей, рассказал Коростовцевым много занятного: и что статуя была привезена некогда светлейшим князем Потемкиным (а на самом деле - ничего подобного!); и что рука не поднималась расплавить, хотя 150-200 пудов меди не шутка (так открывается наконец бабушкин вес); и что вот-вот может состояться продажа монумента в Англию; и что если найдется покупатель в России, то цена будет 7000 серебром или 28 000 ассигнациями. О Пушкине - ни слова... Вряд ли хозяин не ведал о происхождении фигуры. Но, очевидно, версия Потемкина выгоднее для сбыта: ни при жизни, ни после смерти поэт так и не научился сбывать медные монументы Императрицу осматривают две очень важные особы - граф Воронцов и граф
Киселев. В их письмах, одобряющих отправку Бабушки на юг, тоже нет Пушкина,
и возможно, что им не доложили. А ведь оба - давние знакомцы поэта по его
юным южным годам; и Пушкин, вообразив эту сцену, непременно бы принялся
“сатирстовать” (был в ту пору такой глагол) - ведь оба графа и генерал-адъютанта
уже увековечены. Один - не совсем лестными строчками:
Другому графу - совсем не лестно: Полумилорд, полукупец... Так или иначе, но два крупных генерала осмотрели Бабушку; и это были самые важные участники ее судьбы, после того как по ее поводу улыбались царь и Бенкендорф. Новая цена старухи была вполне приемлемой. Тут был тонкий момент, потому что, скажем, за слишком дешевую цену, 3 тысячи ассигнациями (750 серебром), покупать статую для украшения губернского города было неприлично. Итак - 28 тысяч... Монумент высотой в 4 с половиной аршина поставлен на Соборной площади Екатеринослава. После 1917 года город меняет имя и памятник. В Днепропетровске статуя свергнута, зарыта в землю, после вырыта; наконец оказывается во дворе Исторического музея, среди демократических каменных баб - памятников той эпохи, что не знала ни металла, ни царей. Из захваченного фашистами города трофейная команда вывозит статую. Три тонны металла отправятся в Германию, к “месту рождения” и самой императрицы, и ее бронзового подобия, - на войну против России и ее союзников. *** Генерал,Случайная фотография запечатлела образ медной бабушки в 1936 году. Посвященные ей строчки доказывают ее присутствие в пушкинской биографии. Пушкинские мысли и образы - о науке, искусстве, государстве, о всемирных тайнах, открытиях чудных, - все это проносилось рядом, касалось, задевало, приглашало к соучастию. Вещь, одушевленная гениальным владельцем. Владельца нет, вещи нет - одушевление вечно... О сколько нам открытий чудных... Сегодня - День русского языка и День рождения Александра Сергеевича Пушкина. Читайте и смотрите приколы на данную тематику. Всем добра и позитива! О, сколько нам открытий чудных
Дождь бывает грибной, проливной, мелкий и крупнокалиберный. Обломов разложил Ольгу на диване.
Председатель так взял доярок за живое, что надой молока сразу увеличился. Результатом политики ускорения явился взрыв на Чернобыльской АЭС. ПУШКИН КАК УЧЁНЫЙ. О ПОЭЗИИ НАУКИ В ОТРЫВКЕ «О, СКОЛЬКО НАМ ОТКРЫТИЙ ЧУДНЫХ…» (ЧЕРНОВИК И БЕЛОВОЙ ТЕКСТ) С.Н. Маслоброд Институт генетики и физиологии растений АН РМ, г. Кишинев, Республика Молдова Тема «Пушкин как учёный» неоправданно мало освещена многочисленными интерпретаторами его творчества и биографии. Ведь Пушкин – «самый всеобъемлющий и в то же время самый гармоничный дух, который выдвинут был русской культурой» (11). «Природа, кроме поэтического таланта, наградила его изумительной памятью и проницательностью, - писал о Пушкине его современник Плетнёв. – Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления не пропадала для него на целую жизнь»(8). Пушкин – историк, филолог, лингвист, этнограф, экономист, географ. Ни одно из таинств науки им не было забыто. Он умел освещать эту обширную массу познаний своим поэтическим «ясновидением» (6). Поэтому правомерна постановка и такой темы – «Пушкин и естествознание». К счастью, имеется одна (и, к сожалению, до сих пор только одна!) работа, затрагивающая эту тему, - работа академика М.П. Алексеева «Пушкин и наука его времени», напечатанная в 1956 году (2). В ней автор отмечает, что «вопрос об отношении Пушкина к естествознанию и к «точным» экспериментальным наукам даже ещё не ставился вообще» (2, с.10). Осознавая сложность и ответственность темы, академик делает характерное признание: «Настоящие этюды пытаются лишь осветить некоторые возможные подходы к таким исследованиям, и автор поделился первыми полученными результатами собственных размышлений в этой области» (2, с.10). Академик Алексеев – ученый-энциклопедист. Скромная (но не уничижительная) оценка им своего, надо сказать, капитального труда тем более обязывает нас приступить к этой теме с подобающей серьёзностью и ответственностью. Сосредоточим внимание только на одном произведении поэта – на отрывке «О, сколько нам открытий чудных…», так как в нём тема науки представлена завершённо и поразительно афористично (9, т.3, с.153): О, сколько нам открытий чудных Готовят Просвещенья дух, И Опыт, сын ошибок трудных, И Гений, парадоксов друг, И Случай, Бог изобретатель. Выдающийся физик, президент Академии наук СССР С.И. Вавилов назвал этот отрывок «гениальным по своей глубине и значению для учёного». «Каждая строчка свидетельствует о проникновенном понимании Пушкиным методов научного творчества» (4). Вавилова дополняет Алексеев: «За каждой строкой этого фрагмента стоят опыт и знание самого поэта. В нём Пушкин отобразил свои собственные интересы к истории науки и свои познания в этой области» (2, с.10). Что же тогда нового можно сказать о содержании знаменитого отрывка по сравнению со сказанным предшествующими авторитетами? Во-первых, они только констатировали факт. Во-вторых, никто по-настоящему не пытался обратиться непосредственно к черновику отрывка и сопоставить его с беловым текстом. Здесь, может быть, и удастся добавить что-то новое по теме, тем более что сам Алексеев предоставляет нам поле деятельности: «Отрывок сохранился в черновике, испещрённом многочисленными поправками, перебелены лишь его начальные строки; многочисленные варианты, отразившие колебания поэта в выборе тех или иных слов, в фиксации отдельных мыслей, оказывают сравнительно небольшую помощь при расшифровке этого замысла, не получившего окончательного воплощения» (2, с.10). Осмелимся оспорить мнение уважаемого академика о малой информативности черновика и о незавершённости белового текста. У Пушкина не может быть лишних слов даже в черновике, где они могут оказаться хотя бы этапными при кристаллизации мыслей поэта. Как справедливо отмечали многие пушкиноведы, в черновых рабочих тетрадях поэта скрыты ключи к его произведениям и даже секреты его размышлений (5). Всмотримся же в этот черновик с зачёркнутыми словами, с рисунками (рис.1), сопоставим его с окончательным текстом (см. выше), воспримем как руководство к действию проникновенные слова Антона Шварца, выдающегося чтеца-декламатора, глубоко понимавшего текст поэта: «Над пушкинским текстом можно работать, как работает физик над явлением природы, в полной уверенности, что в основе его лежит не произвол, а сложная закономерность. Это даёт очень большую творческую радость» (12). Да, действительно, черновик поэта – «верная картина усердного кабинетного труда» (3) и «стенограмма творческого процесса», как сказал Томашевский (Рис.1). Рисунок 1. Черновик отрывка «О, сколько нам открытий…» «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», - говорит Пушкин. Воспользуемся его советом. И определимся, сообразуясь с темой, что перед нами рабочая тетрадь научно-поэтического эксперимента. На первый взгляд видны отдельные обрывки контуров будущего шедевра. Но нам помогает Якушкин, расшифровавший основные варианты строк, как на это указывает Алексеев (2,с.10). Вот эти строки, и вот как они обрели окончательную форму (Рис.2). Попробуем наложить эти строки на черновик по месту их написания и дополнить, по возможности, отдельными словами, не учтёнными Якушкиным. Попытаемся вникнуть в полученную картину и представить, как двигалась мысль поэта, создавая этот отрывок, т.е. станем соучастниками пушкинского научно-поэтического эксперимента. Думается, что поэт специально оставил потомкам черновики своих произведений как раз для такой цели. Повторяются слова и выражения – это акцентирование внимания поэта на них. Слова видоизменяются, «садятся» в разные выражения, по научной терминологии, варианты опыта, возникающие по ходу испытания их в умственной лаборатории. Рисунок 2. График движения и эволюции слов и выражений при превращении чернового текста-отрывка «О, сколько…» в окончательный беловой текст Возможно, поэт даже видит внутренним зрением этот «рой гостей», устраивающихся за столом творческого пира, так же как гениальный физик Тесла видел свои «висящие» в воздухе изобретения в процессе их мысленного испытания (1). Не так ли и мы предварительно мысленно перевариваем житейские и научные варианты или претворяем их на практике, когда не хватает воображения и мозгов? Вот в черновике поэта появляются новые слова и выражения – значит тема «раскручивается». А у нас появляется какая-то уверенность, что Пушкин в этом отрывке больше учёный, чем поэт. Он явно уже заранее всё знает о предмете исследования, но хочет нас, читателей, вовлечь в свою игру и заодно утвердиться в собственном мнении о науке. Академик Алексеев убедительно показывает, что к моменту создания отрывка поэт особенно живо интересовался достижениями науки и уже свёл короткое знакомство с Шиллингом, востоковедом и крупным русским физиком, создателем первого в мире электромагнитного телеграфа, и едва не отправился с Шиллингом в этнографическую экспедицию к границам Китая (2, с.68). Поэт подыскивает точные формулировки, чтобы их сочетать и получить наиболее достоверный конечный результат, который, как оказывается, и самому экспериментатору что-то даёт новое. Итак, в чём прежде всего выражается наука? В «открытиях». Кто их готовит? «Ум и Труд» Это очевидно, это альфа и омега любого дела. Далее смотрим по беловому тексту: . 1. «Просвещенья дух» - среда, 2. «Опыт» - обобщение и анализ чужих и собственных достижений и ошибок. 3. «Гений» - объяснение результатов опыта. 4. «Случай» - счастливая подсказка, как выйти из тупиковой ситуации. Теперь вновь к черновику. Как же рождался окончательный текст? «Открытия». Они, конечно, «чудные». Не чудесные, т.е. распрекрасные, как день в мороз и солнце, а чудные, как сказочный остров Гвидона, как мгновенье, воплотившееся в любимую женщину. Чудный – значит, прекрасный в тайне своей, в причастии к божественному. . . . Прописывается первая строка «О, сколько ждут открытий чудных». Поэт в раздумьи. Он погружен в воспоминания о чудных мгновениях в своей жизни и начинает рисовать над строкой облачко, расширяющееся кверху. Облачко поднимается в небо. Земное связывается с небесным. Мысль подсказывает новое слово «ждём» - поэт хочет быть сопричастным вот сейчас к чудным мгновениям, к открытиям. Но «узы строгие наук» требуют точности, создания более общей картины – и вместо «ждём» появляются «нам». Далее «Ум и Труд». Задушевные слова поэта и мастерового. «Ум» - «Да здравствует разум!», «С порядком дружен ум». И здесь, дорогие читатели, мы обратимся к.А.Н.Островскому – нам очень важно знать, что он говорит по поводу ума Пушкина: «Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет всё, что может умнеть. Кроме наслаждения, кроме формы для выражения мыслей и чувств, поэт даёт и самые формы мыслей и чувств. Богатейшие результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием» (7). Слово «Труд». Вот поэт в начале своей блистательной деятельности: «Приветствую тебя, пустынный уголок, приют спокойствия трудов и вдохновенья». Вот он к концу жизни: «Ты сам свой высший суд, всех строже оценить сумеешь ты свой труд». Знаменательное признание: всё творчество поэта - труд! А теперь уместно в связи с нашей темой послушать, как поэт говорит о вдохновении – движителе, казалось бы, исключительно поэзии. 1825 год: «Вдохновенье? Есть расположение души к живейшему принятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных. Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии» (9, т.7, с.29). Здесь Пушкин больше поэт, которого выдаёт слово «быстрое» и постановка слова «поэзия» перед словом «геометрия». 1827 год: «Вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно и объяснению оных. Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии» (9, т.7, с.41). А здесь Пушкин больше учёный, причём представитель точной науки. В обсуждаемом аспекте, конечно, важны нюансы в обоих определениях, но, главное, дана единая Формула поэзии и науки. С оглядкой на тему, скажем так: 1. Принятие впечатлений – сбор материала для исследований. 2. Соображение понятий – критический обзор материала. 3. Объяснение – выводы из материала литературы и собственных данных. Дальше логика формирования стиха меняет статус-кво опорных знаковых слов: «Ум» неявно уходит в «Опыт», а «Труд» трансформируется в определение «трудный», потому что, кстати, это прекрасная рифма к «чудный» (его-то нельзя трогать). Давно уже витает «дух» - очень дорогое для поэта слово: это и вдохновение, и божество, и «духовной жаждою томим». «Дух смелый». Определение избитое. И оно уходит. «Дух» ждёт своего слова. Вот к нему пристраивается «готовят». До этого глагол успел побывать возле «Ума» и «Труда» и «Опыта веков», но не прижился. В черновике появляются новые слова – «Гений», «Просвещение». Просвещение - это не образованность, которая тешится лишь внешним блеском науки и культуры. Просвещение дает блеск внутренний, духовный, «чудный!». Недаром поэт выдвинул личную программу совершенствования – «в просвещении стать с веком наравне». Открытия готовят просвещенья дух! Но «просвещение» не успевает сесть между «готовят» и «дух», потому что рука поэта вновь тянется к рисунку облачка и расширяет его верхний раструб. Что делать с «Опытом»? Слово записывается наново. «Умный» «Опыт» должен ожить в сильной формуле. «Века» - долой! «Опыт» - «сын ошибок трудных»! Хорошо: востребован «Труд», а «Ум», став «Опытом», должен учиться на ошибках – ведь путь к Истине ведёт через ошибки и заблуждения, через преодоление их. А для «Гения» неожиданно приходит счастливое словосочетание – единственное, целиком определяющее – «Гений» – «парадоксов друг». Поэт вскакивает – «Гений, парадоксов друг»! – и опять забывает (или не хочет) занести в черновик только что рождённый афоризм: зачем, если его и так можно запомнить – и навсегда. Облачко превращается в облако. Пора подобраться к «Случаю». О, учёные и сам поэт хорошо знакомы с тем, как случай вырывает удачу в науке и поэзии. Случай – неотложная помощь, спасительная длань более сильного, доброго, умного. Кто же он? «Вождь»? Нет, холодно и жёстко. «Отец»? Теплее. «Слепец»? «Изобретательный слепец»? «Слепец изобретатель»? Да, «Случай» - «слепец», когда он подаёт руку незнамо кому и когда. Но «Случай» часто действует избирательно, он помогает только подготовленному уму, значит, он мудр. И изобретателен. Научные открытия и … изобретения. «Случай» - «Бог»! Ну, конечно! Ведь сам поэт говаривал прежде, что «Случай – мощное и мгновенное орудие Провидения». И «изобретатель» востребован: «изобретатель» - «Бог». Всё! Стих готов. Наступает блаженное успокоение. Пора подвести черту. Поэт рисует второе облачко – под последней строкой. Оно расходиться книзу: дух нисходит на землю. Круг завершается. Надо бы черновик перебелить. Подогреваемый этой мыслью, поэт торопливо – иногда по нескольку раз - зачёркивает оставшиеся незачёркнутыми слова и строки, чтобы поскорее приняться за чистовой вариант. Но в начале третьей чистовой строки перо приостанавливается, поэт зачёркивает последнюю букву строки – дописывать уже не хочется: стих все громче звучит в сердце, потом медленно отделяется от бумаги и парит над ней. Поэт рисует слева возле чистых строк сошедшую на землю луну, ковшом обращённую к небу. Может быть, затем, чтобы она вновь могла подняться к своей обители? А, может быть, это заздравная чаша?! P.S. В наше время отрывок «О, сколько нам открытий чудных…» стал заставкой хорошей передачи «Очевидное-невероятное» - о поэзии науки. Но почему-то в первых передачах отрывок давался без последней строки. Странно. Ведь руководитель передачи – известный физик. Уж он-то знает, какова роль случая в физике и не только в ней. Возмутились писатели – и справедливость была восстановлена: обиженная строка заняла свое законное место (10). Но вот ещё что: знаковые слова отрывка Просвещение, Опыт, Гений, Случай, Бог в черновике поэта написаны с заглавной буквы как слова-личности (рис.1), а в собрании сочинений (9, т.3, с.153), да и в заставке передачи – с прописной. Надо бы и это упущение исправить. Наконец, о следующем, Академик Алексеев говорит, что замысел поэта в этом отрывке не получил окончательного воплощения. По нашему мнению, отрывок был обдуманно оставлен поэтом в таком «неоконченном» виде – как зримое воплощение непрерывности творческого процесса и научного поиска, хотя по смыслу стих завершён. И в этом – последнем – штрихе Пушкин вновь показал себя прежде всего как учёный и ещё раз продемонстрировал присущее его стихам поразительное единство формы и содержания. [email protected]Викулова Наталья Александровна Преподаватель физики и математики БПОУ ВО «Череповецкий многопрофильный колледж» г. Череповца, Вологодской области Методическая разработка внеклассного мероприятия по физике Турнир знатоков и любителей физики «И опыт сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг….» Цель: создание условий для развития коммуникативных компетенций обучающихся в ходе игры; выработать навык: применять знания, полученные в процессе обучения физике к решению логических и нестандартных задач. Задачи, реализуемые при проведении игры: способствовать развитию интеллектуального и творческого потенциала обучающихся, их логического и математического мышления, умения делать выводы, обобщать и конкретизировать; формирование кооперативной компетенции - чувства коллективизма, работать в команде, эффективно общаться с однокурсниками, нести ответственность за результаты своей работы, активной позиции обучающихся; воспитание отношения к физике как к части общечеловеческой культуры через знакомство с историей развития физики; расширение знаний обучающихся, развитие познавательного интереса к изучению физики; формирование представления о возможности различных подходов при выполнения задания; воспитание сообразительности, находчивости; вызвать интерес к здоровому соперничеству; показать связь физики и математики с реальной действительностью. Предварительная подготовка: Создание трех команд из трех групп первого курса. Выбор капитана команды. Придумать название команды. Каждая команда готовит эмблемы для своих членов. Каждая команда готовит презентацию своей команды Деятельность обучающихся: поиск, анализ и оценка информации, работа в коллективе и команде, участие в коллективном обсуждении решения задач, решение задач, выступление, эффективное общение с однокурсниками. Оборудование : мультимедийный проектор, компьютер. Программное обеспечение : компьютерная презентация. Время: 45-50 мин. Комментарий: Технология игры в форме презентации. Группа заранее разбита на три команды, каждая из которых (под контролем преподавателя) готовит отличительные значки для своих членов - значки, бейджики и так далее. В командах заранее выбираются капитаны. Судить игру может сам ведущий (преподаватель) или специально приглашенное независимое жюри. Ход игры: Вступительное слово преподавателя: Уважаемые гости! Уважаемые участники игры! Сегодня мы собрались для того, чтобы принять участие в турнире знатоков и любителей физики (слайд №1). В турнире принимают участие 3 команды. Давайте поприветствуем их (приветствие команд). Орешек знаний тверд, но все же Мы не привыкли отступать Нам расколоть его поможет Девиз игры: «Хочу все знать!» Устанешь от науки мудрой - Все объяснить сумеет вдруг И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг. Итак, начинаем нашу игру. Правила игры: за правильный ответ дается одна «идея». У команды есть небольшое время на раздумье, после истечении которого ответ зачитывается как неверный, даже если прозвучал верный вариант. Выигрывает та команда, которая больше всего наберет «идей». ПЕРВЫЙ КОНКУРС: «ФИЗИКИ ШУТЯТ» (слайд №2) Задания: 1. Что мешает обучающемуся БПОУ ВО «Череповецкий многопрофильный колледж», пойманному директором на месте курения, распасться на отдельные молекулы и в рассыпную исчезнуть из вида? (слайд №3) 2.Девушка Оля, собираясь на Хэллоуин, решила сделать себе прическу. Она долго перед зеркалом расчесывала свои волосы, пластмассовой расческой. В результате на конкурсе ведьм она заняла первое место. Почему? Какое физическое явление произошло с ее волосами? (слайд №4) 3. В каких обучающихся быстрее движутся молекулы: в здоровых или простуженных? (слайд №5) ВТОРОЙ КОНКУРС: «ПАРАДОКСОВ ДРУГ, ИЛИ КАРУСЕЛЬ ИЗОБРЕТЕНИЙ» (слайд №6) Комментарии: Формулировка задания и ответ на одном слайде. На ответ настроена анимация с появлением по «щелчку», то есть вначале на слайде видна только формулировка, а в нужный момент появляется ответ. Вещи, которые нам так привычны, Были когда-то совсем необычны. Нужен был чей-то ум гениальный, Чтобы мог мыслить парадоксально. Гений, известно, друг парадоксов, Тот, для кого невозможное - просто. 1. Через месяц Гиерону Ювелир принес корону, И царю узнать охота- Честно ль сделана работа. Вот корона, Архимед, Золотая или нет? И задумался ученый- Как узнать состав короны? И однажды, в ванне моясь, Опустился он по пояс. На пол вылилась вода, Догадался он тогда… Вопрос: О чем догадался Архимед? (слайд №7) 2. Он вместо лягушек Взял меди и цинка, В соленой воде Ток пошел по пластинкам, Недаром у Вольты Профессора звание, Было в болоте в тот год ликованье Вопрос: Что в 1799 г. создал А.Вольта? (слайд №8) 3. Ампер в лаборатории Заметил притяженье, Вопрос: Какое действие электрического тока было установлено Ампером? (слайд №9) ТРЕТИЙ КОНКУРС: «НЕ ЗНАЯ ПАСКАЛЯ, АМПЕРА И ОМА - В ИГРЫ НЕ СУЙСЯ, СИДИ ЛУЧШЕ ДОМА!» (слайд №10) Ваша задача такова: Все без исключения Объяснить явления. 1. Тебе по болоту ходить довелось? Легко тебе было? Вот то-то! Тогда почему же Огромнейший лось Так просто бежит по болоту? Вопрос: Почему лось не проваливается? (слайд №11) 2. Деду банки прописали, А инструкцию не дали. Ох, намучились немало- Деда в банку засосало! Вопрос: На чем основан принцип действия медицинских банок? (слайд №12) 3. Полет этот, кажется Нынче кошмаром. Огонь разводили Буквально под шаром. Шар наполнялся Не воздухом-дымом, Небо с тех пор Не зовут нелюдимым. Вопрос: Почему воздушный шар наполняли дымом? (слайд №13) Четвертый конкурс: «Гимнастика ума» (слайд №14-15) Перед вами игровое поле (слайд №15). Оно состоит из 15 клеток. За каждой клеткой скрывается задание. Внимание! Правила игры: первая команда выбирает клетку. Открывается задание, над которым думают все команды. Если команда не отвечает на вопрос, право ответа переходит той команде, которая знает ответ на вопрос. И команда имеет право на выбор следующей клетки. И так далее до тех пор, пока не будут сыграны все клетки. Оказывается, если при изучении человечества использовать методы квантовой механики, получаются неожиданные результаты... Лет двадцать назад человек по фамилии Хантингтон написал статью о том, что ХХ1 век будет веком военных столкновений не стран, но цивилизаций. Мусульманской и христианской. Идея показалась ученым, психологам, социологам, журналистам и политологам интересной, но до 11 сентября сего года известностью у широкой публики не пользовалась. А теперь все кому не лень говорят о столкновении цивилизаций. |
Популярное:
Поет михаил александрович |
Новое
- Гемиплегия лечение в крыму
- «Центральный военный санаторий Санатории министерства обороны мин воды
- Санаторий лечение артроза коленного сустава
- Санатории Крыма с профилем лечения урологических заболеваний (мужская моче-половая система) Санатории с урологическим лечением
- Балансовая модель бюджетов как новый инструмент менеджмента Определение функциональной нагрузки бюджета страны
- Изменения и поправки в мсфо
- Оценка бюджетной эффективности инвестиционных проектов
- Достичь эффективности: оптимизация производственных процессов Оптимизация организации что
- Абрикосовое повидло - вкусное зимнее лакомство Повидло из абрикосов простой рецепт
- Татарская колбаса тутырма из субпродуктов – пошаговый фото рецепт, как приготовить в домашних условиях